О скоростях, отце, дружбе, обиде и случайных закономерностях
— Смотрел ваше недавнее телеинтервью с Владимиром Легойдой, где вы назвали себя человеком, идущим вперед, но с разной скоростью. Какая она у вас сейчас, Ольга Юрьевна?
— Думаю, очень умеренная.
— Тормозят или сами сбросили обороты?
— У каждого возраста своя скорость. В молодости торопишься, хочешь быстрее достичь намеченной цели. По мере взросления начинаешь себя сдерживать, чтобы не пролететь впопыхах мимо чего-то важного и нужного. Саморегулирование — полезная штука!
— Когда вы поняли это?
— Вот так, чтобы реально-реально? После тридцати пяти лет. Пошло осмысление прожитого, а до того не вполне сознавала, что делаю, куда и зачем иду. Точнее, строила грандиозные планы на отдаленную перспективу, хотя с позиций дня сегодняшнего они выглядят смешно и наивно.
— Вряд ли с детства мечтали стать министром.
— Нет! Совершенно точно. Хотела увидеть мир, познакомиться с интересными людьми. И именно эти желания начали быстро осуществляться. Я училась на дирижерско-хоровом отделении Московского государственного института культуры, ездила в фольклорные экспедиции, где общалась с удивительными бабушками и дедушками. То, что узнала и услышала тогда, на определенном жизненном этапе было важно и полезно для меня.
— Хоть скорость у вас и умеренная, но вы явно забежали вперед, проскочив остановку под названием Бугульма.
— Действительно, родилась я там, но мы уехали в Москву, когда мне было неполных четыре года. Поэтому помню о Бугульме лишь отдельные фрагменты. Правда, читать начала там. Дедушка научил. Он знал иностранные языки, брался даже за хинди, при этом в молодости активно участвовал в революционных событиях, потом гонял по Туркестану басмачей...
И вот мы шли в детсад, дедушка показывал вывески на магазинах, какие-то советские транспаранты и просил прочесть. У меня быстро стало получаться. Припоминаю это смутно, но родители утверждали: все именно так и было.
Отчетливо осознавать себя начала лет с шести.
— Получается, со школы?
— В первый класс я пошла в пять с половиной. Ира, сестра, которая младше на четыре года, в детстве часто болела, маме сложно было разрываться между нами, и меня отправили учиться, чтобы не вертелась под ногами.
Жили мы на пересечении МКАД и Каширского шоссе. Может, обращали внимание на здание с крупной вывеской "ВНИИГАЗ"? Это головной научный центр "Газпрома" в области технологий. Там много лет трудился мой отец. И квартиру в 1964 году ему дали по соседству, в поселке газовиков. Мама до сих пор в ней живет.
Территориально это Ленинский район Московской области. Школа у нас была не элитарная, не специализированная, а самая обычная. Но в ней работали замечательные учителя, многие из которых живы. Помню их и люблю.
— А как вам удалось получить аттестат зрелости в неполных пятнадцать лет?
— Во-первых, как уже говорила, учиться начала рано, во-вторых, перепрыгнула из третьего класса в пятый, минуя четвертый. Учеба давалась легко, но не скажу, будто я сильно любила походы в школу. Хотя процесс получения знаний мне нравился всегда. Скажем, Дипломатическую академию окончила в сорок семь лет, уже будучи доктором исторических наук, профессором и завкафедрой религиоведения Академии госслужбы.
А тогда, в детстве, в моей голове родился хитроумный план, которым поделилась с папой. Что, если сдать экзамены сразу за два класса, потом взять паузу и передохнуть годик у бабушки в Георгиевске? Я любила ездить к ней летом. На Ставрополье и здоровье можно было поправить. Я, как и Ира, страдала от ангин, пока не удалили гланды. Папе идея понравилась. Он договорился в отделе народного образования, и меня протестировали по всем предметам программы для четвероклассников. Я хорошо подготовилась и испытание прошла успешно.
И тут случился жестокий облом: вместо года каникул меня отправили в пятый класс!
— Обида была глубока?
— Я попала к замечательным ребятам и даже не вспоминала о том недоразумении. С новыми одноклассниками я сдружилась настолько, что мы продолжаем общаться до сих пор. В последние пять лет встречаемся раз в квартал. Это стало уже традицией.
Училась я хорошо, в основном были пятерки. Тройка только по физике. Не моя дисциплина, признаю.
— Вы сами решили поступать в Институт культуры после школы?
— Нет. У 14–15-летних подростков есть право выбора, и таких ребят наверняка много, но это не мой случай. Решение принимал папа, которого я безмерно любила и уважала. Мы могли спорить, обсуждать что-то, но последнее слово оставалось за ним. Как правило.
Папа посчитал, что сначала надо выучиться на дирижера-хоровика, а уже потом, когда появятся мозги, определяться, чем заниматься в дальнейшем
Если помните, диплом о втором высшем образовании в советское время получить было крайне сложно, почти невозможно. Для этого требовались исключительные обстоятельства. Папа посчитал, что сначала надо выучиться на дирижера-хоровика, а уже потом, когда появятся мозги, определяться, чем заниматься в дальнейшем. Папа обладал математическим складом ума и прекрасно понимал, что вряд ли я всю жизнь стану работать учителем музыки.
При этом ни капли не жалею, что пошла в Институт культуры. Это встречи и с прекрасными педагогами, и с новыми друзьями… Уже говорила, что регулярно общаюсь с одноклассниками, но и в вузе произошла аналогичная история. Мы дружим 43 года — восемь человек из нашей группы.
Сорок три! Можно сказать, всю жизнь.
— Ваш отец был ученым?
— Не только теоретиком, но и практиком. Работал в сфере нефтегазовой промышленности, его исследования связаны с расчетом и освоением сибирских месторождений, хотя аспирантом начинал в "Татнефти". Потом его перевели из Бугульмы в Москву.
Папы не стало в январе этого года, он ушел в почтенном возрасте — в 86 с половиной лет. Это колоссальная утрата для всех, кто знал отца. И для меня, конечно…
— Профессия историка — тоже выбор Юрия Николаевича?
— Нет, на этом этапе я уже включила собственную голову. Вряд ли смогу логически обосновать, что именно меня привлекло, но факт заключается в том, что я училась на вечернем отделении в Пединституте и параллельно преподавала историю в старших классах 91-й московской школы. Получила диплом и в 1985-м подала документы в аспирантуру Института истории СССР Академии наук. Осознанно шла к Виктору Данилову, крупнейшему исследователю российской деревни, поскольку еще в институте занялась темой голодомора, находившейся в то время под спудом. А в итоге попала к специализирующемуся на истории Великой Отечественной войны Георгию Куманёву. Он стал моим наставником.
Жизнь повернула в другое русло. Хотя я убеждена: случайностей не бывает, это спланированные акции ангела-хранителя. Все предопределено заранее. Так я занялась темой "Русская православная церковь в политике советского государства в 1943–1948 годах". Посвятила ей двадцать шесть лет, они стали лучшим, самым счастливым периодом моей жизни.
— Тогда? Не сейчас?
— Мы ведь с вами ведем честный диалог, без недоговорок и экивоков? Без ложной скромности скажу: в профессиональном отношении мне есть чем гордиться. В первую очередь речь о сборнике "Русская православная церковь. ХХ век". Всё и вся забудется, а изданная в 2009-м книга останется. Колоссальный труд! Я занималась совершенно новой, практически никем не изученной темой. Да и работа в системе Академии наук с точки зрения радости, полноты самореализации ни с чем не сравнима. Шестнадцать лет я провела в архивах, сумев собрать уникальный материал, который, правда, не удалось обработать целиком. Рассчитываю когда-нибудь передать все накопленное аспирантам…
В 1991 году Ярослав Щапов позвал меня в созданный им Центр истории религии и церкви, где прошла путь от младшего научного сотрудника до руководителя.
Мне есть чем гордиться. В первую очередь речь о сборнике "Русская православная церковь. ХХ век". Всё и вся забудется, а изданная в 2009-м книга останется
В 2002-м занялась преподавательской деятельностью.
Могу сказать, что у меня остались нереализованные мечты. Хочу написать о митрополите Никодиме (Ротове). Предыдущая попытка не увенчалась успехом, не удалось осуществить задуманное в полной мере. Нет, я издала книгу "Русская православная церковь и Второй Ватиканский собор", но это не совсем то. Утонула в материале, не смогла вычленить главное, но, надеюсь, второй подход к теме окажется более успешным.
— Продолжаете писать, Ольга Юрьевна?
— Раньше публиковала по восемь-десять статей за год.
А за время, как стала министром, ничего не написала. Комплекс причин. И загруженность не позволяет, и соответствующий настрой нужен для научной работы. Но желание не пропало…
— Переход в чиновники дался вам легко?
— Случай.
— Но вы говорите, что все в жизни закономерно.
— Тем не менее… В 2010 году пошел процесс слияния академий, старые профессора, с которыми я работала, стали массово увольняться, потом и уходить из жизни. Я крайне болезненно реагировала на происходящее, мне казалась, что творится большая несправедливость. Из-за этого потихоньку пропадала внутренняя мотивация, снижался интерес к работе. В департаменте культуры российского правительства открывалась вакансия заместителя директора с функционалом по национальной и религиозной политике, и мне предложили занять эту должность. Полгода раздумывала, идти или нет, но в феврале 2012-го все же согласилась.
Осенью того же года в администрации президента образовали управление по общественным проектам, и в начале 2013-го я перешла туда замом руководителя.
Это были замечательные неполных четыре года. Занималась делом, мне близким и понятным, частично связанным с тем, что уже делала ранее. Качественная аналитическая работа в области образования с некоторым проникновением в сферу культуры, литературы, искусства. Меня все полностью устраивало.
— А про министерство когда впервые зашел разговор?
— В 2016-м. У меня была надежда, что назначение случится позже, останется больше времени на подготовку — в первую очередь моральную. Но, как вы понимаете, решение принималось без оглядки на мое внутреннее состояние. Сказано — надо выполнять, сомнения в сторону.
Еще раз повторю: все в жизни предопределено. Значит, предыдущие события подводили к такому развитию сюжета. Я работала учителем, занималась научной деятельностью, преподавала, пробовала себя в качестве руководителя… Наверное, это была подготовка к определенному вызову. Я его услышала и приняла. Многие люди проходят мимо, не улавливают посланный сигнал.
— При этом вы стали первой женщиной, возглавившей Министерство образования за все годы его существования… Сколько, кстати, вашему ведомству?
— Год создания — 1803-й. А в том, что пост министра прежде занимали исключительно мужчины, не вижу ничего удивительного. Надо вспомнить, какая роль отводилась женщине в прежнее время. Почитайте на досуге книги профессора Любови Денисовой, посвященные этой теме...
Но, приступая к работе, я, поверьте, менее всего думала о гендерном делении.
— И коллеги ни разу до слез не доводили?
По-вашему, я похожа на кисейную барышню? Никогда ею не была. Заставить меня расплакаться трудно
— По-вашему, я похожа на кисейную барышню? Никогда ею не была. Заставить меня расплакаться трудно. Если только сама не позволю себе это. Шучу.
Нет, плачу крайне редко. Такое случается от безысходности, невозможности что-то изменить.
О разделении, облегчении, потерях, личном дневнике и предательстве
— В августе 2016-го вы шли на Миннаукобраз, но в мае 2018-го у вас отняли значительную часть полномочий, увели немало подопечных. Наукой и высшей школой теперь занимается отдельное ведомство, Рособрнадзор тоже вышел из-под вашего подчинения и отчитывается напрямую главе правительства…
— Считаю это правильным решением. Отрасль слишком велика и сложна, чтобы сваливать все в кучу.
Давайте вспомним недавнюю историю. В советское время было три ведомства — Министерство высшего и среднего специального образования, Государственный комитет по науке и технике, а также Министерство просвещения.
Как двигаться сразу в разных направлениях? Впору было вспоминать басню Крылова… Да, наука связана с образованием, школа — с вузами, но слишком много нюансов, не позволяющих подогнать эти сферы деятельности под единый стандарт.
Поэтому случившееся разделение абсолютно логично. Речь ведь не идет ни о каком разрыве. На мой взгляд, в этой триаде определяющим звеном является школьное образование. Оно — как ствол дерева, из которого в разные стороны растут ветви.
— Вот лишние и подрезали.
— Еще раз. Ушли вузы и регуляторная функция в сфере науки. Зато появилась прекрасная возможность сконцентрироваться на проблемах школы. Каждой из сорока двух тысяч, работающих в России. Как вы знаете, сейчас в девятнадцати пилотных регионах проходит апробация новой модели аттестации педагогов, важного элемента НСУР — национальной системы учительского роста. Цель ясна, ее четко сформулировал в майском указе президент Путин: обеспечить глобальную конкурентоспособность российского образования, добиться вхождения нашей страны в десятку ведущих держав мира по его качеству.
С чтением в началке у нас порядок, в пятом-шестом классах происходит обвал, и к концу школы ученики приходят нечитающими
По начальной школе мы уже на первом месте. Так решили международные эксперты. Там несколько критериев — качество чтения, навыки нахождения информации, ее интерпретация и обобщение, анализ текста, формулирование выводов... С чтением в началке у нас порядок, в пятом-шестом классах происходит обвал, и к концу школы ученики приходят нечитающими. Ситуацию надо исправлять. Внедряемая модель аттестации учителей — в помощь.
В 2020 году она станет обязательной для всех.
— Но пока вы потеряли контрольную функцию, она ушла вместе с Рособрнадзором.
— Для меня и моих коллег является главным, что именно министерство определяет политику в области образования. И мы сами регулируем взаимоотношения с регионами.
Другой вопрос, что за пару лет до моего прихода в Миннаукобраз департамент, занимающийся общим образованием, отдал Рособрнадзору на откуп подготовку КИМов — контрольно-измерительных материалов для ЕГЭ. Что, на мой взгляд, совершенно неправильно. Это явное противоречие. Не может орган, призванный осуществлять надзор, сам готовить материалы для проверок.
Против подобной практики я выступаю. И думаю, мы договоримся, найдем разумное решение, позволяющее экспертам двух структур работать в связке.
— Вам пришлось существенно корректировать планы из-за произошедших перемен?
— Могу сказать лишь одно: мне стало существенно легче. Теперь точно знаю, за что отвечаю и как надо действовать.
— Разве это не торможение, о котором мы говорили в начале интервью?
— Боже упаси! Не вижу смысла рассуждать на тему, что было и ушло. Всегда следует исходить из соображений целесообразности и работать с функционалом, который есть. И делать это хорошо.
Когда пришла в министерство в 2016-м, год с лишним занималась исключительно проблемами школы, пытаясь понять, что к чему. К вузовскому образованию успела лишь приблизиться. Так и с наукой.
Теперь моим коллегам предстоит изучать вопрос, а я займусь тем, в чем уже разобралась. По-моему, это оптимальный подход.
Если же вернуться к теме скорости, лет двадцать назад, наверное, сказала бы: давайте-давайте, все возьму и потяну. Сегодня рассуждаю иначе, поскольку четко понимаю: за каждый совершенный шаг нужно отвечать. Пока ты молод, о таких вещах абсолютно не задумываешься, плывешь по течению по воле волн. С годами появляется чувство ответственности.
— Вы хотели, чтобы педагогические вузы остались в ведении Министерства просвещения, но и этого, вопреки вашим чаяниям, не случилось.
— Да, раньше пединституты входили в систему Минпросвещения. Однако будем объективны: общее образовательное пространство необходимо и высшей школе. У нее должен быть свой центр руководства.
Что нужно делать в такой ситуации? Выстраивать площадку для взаимодействия. Этим мы с коллегами и занимаемся. Обязательно будет учтен наш проект по целевому обучению, сохранятся экспериментальные площадки в педвузах для новых методик и технологий, а также многое другое, что прописано в положении о министерстве. Не вижу тут проблем.
— Вашу идею привести гуманитарное школьное знание к единому знаменателю, изменив для этого ФГОС — федеральные государственные образовательные стандарты, многие встретили в штыки. Особенно усердствовал в критике ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов.
— Не хочу переходить на личности и углубляться в обсуждение конкретных персоналий. Позволю лишь себе напомнить, что шумиха в прессе и социальных сетях началась в период, когда шло обсуждение состава нового кабинета министров. Если обратили внимание, я никак не реагировала на нападки. Хотя именно этого от меня и добивались, пытаясь втянуть в свару. Молчала я не из-за отсутствия аргументов для достойного ответа. Понимала: раз пошла массированная атака, значит, кому-то я серьезно смешала карты, а сама нахожусь на правильном пути.
Раз пошла массированная атака, значит, кому-то я серьезно смешала карты, а сама нахожусь на правильном пути
Была еще одна причина, чтобы не поддаваться на провокацию. Личная. В тот момент тяжело умирал папа, и на этом фоне остальное выглядело полной ерундой. 29 января, через две недели после моего дня рождения, отца не стало, и это был шок. Я физически не могла тратить силы на бесплодную борьбу. Мне показалось, что важнее сконцентрироваться, сохранить внутреннее спокойствие, не сорваться.
— Вы ведете дневник?
— Почему-то не сомневалась, что зададите этот вопрос…
Строго говоря, дневник как сборник сокровенных мыслей никогда не писала. Папа заставлял делать записи для самодисциплины. Девушкой я была взбалмошной, занималась и интересовалась сразу многим, времени на все увлечения и дела не хватало, задача усадить меня за стол и заставить сконцентрироваться на одном была не из простых, вот папа и пытался как-то структурировать мое время. Полчаса — на то, час — на это. Отстрелялась и — свободна. Гуляй! Но жизнь по расписанию давалась мне с трудом. Поэтому дневник был нужен, скорее, папе, чтобы контролировать дочь, приводить ее в чувство.
А я могла загореться какой-нибудь идеей и забыть обо всем на свете. По натуре я не перфекционистка, но мне важно, чтобы жизнь вокруг бурлила, а окружающие были обихожены, устроены, сыты и довольны.
Словом, дневников в эпистолярном смысле я не писала, о чем сейчас очень жалею. Перечитывала бы, вспоминала…
— Например, о ком или о чем?
— Есть люди, которые многое определили в моей жизни. К сожалению, их нет на этом свете, а ворошить память не хочу. Слишком личное…
— Тем не менее однажды вы обмолвились, что дважды сталкивались с предательством, но не объяснили, о чем речь.
— Предают обычно друзья или близкие. С интервалом в десять лет я обожглась на подругах.
Не любовные истории, нет. В этом смысле всегда шучу, что нам нравятся разные типажи мужчин…
Дело касалось выбора правильного решения. В обоих случаях мне показалось, что человек переступает грань, которую я считала очень важной. В моем понимании заходить за нее было нельзя. Я долго и настойчиво уговаривала подруг не делать последнего шага. Они не прислушались. Ну что же? Их выбор. Дальше мы пошли по жизни по отдельности, наше общение прервалось и никогда не возобновится.
Предают обычно друзья или близкие. С интервалом в десять лет я обожглась на подругах
— Отрезано?
— Я переболела. И выздоровела. Ожог зарубцевался.
Как бы объяснить, чтобы было понятнее? У меня повышенное чувство социальной справедливости. Это одновременно и достоинство, и недостаток. Сложнее жить, когда не можешь молчать и терпеть зло даже по отношению к чужим людям. Никогда не делала человеку больно ради собственной выгоды или удобства. Повторяю: ни разу не совершила ничего подобного и уже не сделаю, поскольку большая часть жизни позади. Не живу за чужой счет. Это намертво вбито в меня отцом. Он заложил в меня правильную самооценку. Полагаю, умею адекватно позиционировать себя в системе координат. Хорошо знаю, что могу, а что не дано. Поэтому не трачу силы — физические и душевные — в попытке справиться с невыполнимой задачей. Лучше заняться тем, что реализуемо.
В быту я скромный человек, меня не волнует отсутствие дорогих машин или брендовых побрякушек. Даже не обращу на это внимание. Давно усвоила, что деньги имеет смысл тратить на образование, здоровье и отдых. Чем купить какую-то вещицу, лучше поехать куда-то с друзьями, попутешествовать. Мы и по рекам сплавлялись, и в горы поднимались. Обычные походные условия, никаких luxury. К чему? Сели по машинам и, как говорится, погнали. В свое время проехали за рулем всю Европу, многое посмотрели в России.
— Давно водите?
— Права получила лет пятнадцать назад. Надоело зависеть от кого-то, ждать, пока подвезут-отвезут, и тайком от домашних пошла в автошколу. Никто все равно не поверил бы в успех предприятия. Папа считал, что я и автомобиль — вещи несовместимые. Проходя по комнате, я обязательно за что-нибудь цеплялась, роняла, разбивала… Тем не менее экзамены в ГАИ сдала, чем несказанно удивила родню. Езжу уверенно, вот только не научилась парковаться в линеечку. Это выше моих сил.
— Вы лихач?
— Боже упаси! Я ведь вам уже объяснила свое отношение к скорости…
Думаю, и дружить со мной легко. Раньше было много приятелей, в юности любила попеть, потанцевать, похохотать от души. С возрастом, как мы уже обсуждали, чуть попридержала коней, круг общения стал уже. Но школьно-институтская восьмерка друзей так и идет рядом в неизменном составе и без потерь.
В нашей компании принято считать, что настоящий друг не только тот, кто поможет в горе и беде, но и тот, кто обязательно порадуется чужому успеху. Со вторым, согласитесь, часто сложнее. Я могла не раз убедиться, что моим друзьям абсолютно безразлично, какой пост я занимаю. Наши отношения строятся на ином. Как тридцать и сорок лет назад они звали меня Лёлёк и Васёк, так и теперь кличут. Это правильно.
И по мелочам стараюсь не обижаться. Тоже папина установка, очень помогающая жить.
С возрастом научилась прощать людей. Сложная наука, однако и ее осваиваю. Выработалась какая-то защитная реакция, панцирь вырос.
Но те два предательства — непрощеные обиды. Масштаб слишком велик.
— Наверное, кто-то может и вам предъявить подобный счет?
— Да, мне есть, за что просить прощения, но вряд ли смогу вымолить его у людей, которых в свое время сильно обидела. К счастью, их мало, тем не менее несколько человек наберется.
Повторяю: стараюсь относиться к себе самокритично, не ретуширую образ. Всегда буду реагировать на чужую боль, несчастье, допущенную по отношению к кому бы то ни было несправедливость. Не терплю хамства, не выношу панибратства, меня коробит от непорядочности.
— А вы бываете грубой?
— В последние четыре месяца ловлю себя на мысли, что начала срываться. Могу быть жесткой, умею поставить на место. Для этого нет нужды кричать, иногда сказанное шепотом слово действует эффективнее.
— Что из случившегося в последнее время заставляет вас выходить из себя?
— Тяжелый год. Начался со смерти папы, потом пошли информационные атаки из-за работы, нервировало ожидание, связанное с формированием состава правительства, определением функционала министерства…
— Вы много говорите об отце. Можно вас назвать папиной дочкой?
— Безусловно. Он меня сформировал. Но это в полной мере относится и к моей младшей сестре. Ирина окончила Школу-студию МХАТ, училась на курсе у Олега Ефремова. Правда, актерскую карьеру делать не стала, преподавала сценическую речь, ушла в филологию, сейчас занимается гуманитарными проектами, связанными с поддержкой русского языка за рубежом.
Папа успел застать внуков и правнуков. При этом вы должны понимать, что тыл в нашей семье всегда обеспечивала мама. Она создавала условия, чтобы папа мог работать и творить. Родители прожили вместе 61 год…
Удивительно, но в нас с сестрой, даже во внуках постоянно сидел страх за отца и деда: вдруг с ним что-то случится? Из-за мамы мы так остро не переживали. Она всегда воспринималась как нечто незыблемое. Стена, скала. Мама была, есть и будет, а значит, всё в порядке.
Расскажу эпизод, выпукло иллюстрирующий мамин характер. Помните московское лето 2010 года? Жуткая жара в течение полутора месяцев, отсутствие дождей, смог от горящих торфяников… Хотелось бежать из города куда глаза глядят. Но мама рассуждала иначе. У нее на даче росли помидоры сорта черри, требовавшие срочного полива. И вот 10 августа, в пик смога, мы поехали на участок. Дым висел такой, что на расстоянии пятидесяти метров ничего нельзя было разобрать. Родители остались в салоне машины, а я пошла на разведку. Вернулась со словами: "Там можно находиться только в противогазе, иначе задохнешься". И услышала: "Значит, надевай его!" Что вы думаете? Я взяла противогаз, оставшийся у нас после учений по гражданской обороне, и отправилась поливать помидоры! Подозреваю, со стороны картина выглядела сюрреалистично! Одинокая женская фигура в противогазе и с лейкой. Хорошо, в дыму никто не мог этого наблюдать.
Я взяла противогаз, оставшийся у нас после учений по гражданской обороне, и отправилась поливать помидоры
Но речь об ином. Мне в голову не приходило, что поручение мамы возможно не выполнить. Раз решила — надо делать. Точно таким же макаром в детстве два раза в месяц мама водила нас с Ирой на концерты классической музыки. Наше желание никто не спрашивал: встали и пошли.
Заканчиваю рассказ об августе 2010-го. Самое удивительное: черри выжили, и мама, будучи химиком по образованию и роду деятельности, даже собрала урожай, игнорируя мои доводы о смоге и канцерогенах.
Конечно, после смерти отца мама сдала, похудела, но держится. Во мне много папиных черт, включая некую мнительность, осторожность, в то же время мы с мамой очень похожи — и внешне, и по характеру. Ей 82 с половиной, дай бог здоровья и многих лет жизни.
— А как вы воспитывали свою дочь?
— Первым делом пообещала себе никогда не делать как моя мама. Не ругать и не наказывать Веру. Меня ведь нередко лишали прогулок на улице, ставили в угол. Я быстро забывала, в чем именно провинилась, и упорно стояла, не желая извиняться и просить прощения. Мама могла и ремень употребить, а папа предпочитал иные методы убеждения, хотя однажды преподал урок, который не забуду никогда…
Мне было лет, наверное, шесть. Я пришла домой и с порога заявила, что не буду дружить с одной из одноклассниц. Папа поинтересовался, в чем причина. Со свойственной мне прямотой ответила, дескать, у нее мама — нянечка. Не успела закончить фразу, как отлетела в другой конец комнаты и замерла в шоке. Отец отвесил мне пощечину, чего не делал ни до, ни после. Он никогда нас с Ирой не наказывал, но тут не сдержался… Уже случившегося хватило с лихвой, но папа решил закрепить материал: усадил и стал рассказывать мне, шестилетнему ребенку, в чем заключается красота человеческих отношений и что нельзя унижать другого из-за его статуса или социального положения. Уж не знаю, что из услышанного я понимала, но, видите, запомнила. Впитала в себя.
У мамы были другие воспитательные методы. Но в итоге с Верой все равно получилось не так, как я запланировала. Увещевания и примеры из собственного опыта к положительному эффекту не приводили. В случае с подростком это не работает. Дочь слушала, что говорю, однако поступала, как считала нужным.
По образованию она историк, работает в области гуманитарных знаний. Вера хорошо рисовала, подавала надежды, рано, в девять лет, поступила в художественную школу, но после ее окончания по ряду причин оставила это занятие...
О мобильном, Пушкине, Петре Первом, ЕГЭ и рекордах
— Когда стали министром, номер мобильного телефона сменили, Ольга Юрьевна?
— Нет, с 1993 года он тот же. Никого не отсекала, ни от кого не пряталась. С кем общалась, с теми и продолжила. Хотя, конечно, сейчас круг значительно расширился.
Папа, например, узнав о назначении, сильно расстроился, поскольку прекрасно понимал, что не смогу совмещать научную работу с административной. А примерно через месяц позвонил мне и со смехом сказал: "Даже не представлял, дочка, что столько знакомых вспомнят о моем существовании после того, как ты стала министром!"
— Отказывать людям научились?
— Иногда полезнее говорить "нет", чем "да". Мое глубокое убеждение.
Надо стимулировать, а не расставлять подпорки, способные лишь демотивировать. Как с милосердием. Я историк и люблю апеллировать к фактам из прошлого. После окончания Северной войны император Петр провел в России жесткую ревизию, заставив пересчитать всех нищих и убогих. Оказалось, по-настоящему нуждающихся в поддержке и защите относительно мало — пять с половиной тысяч человек. Прочие зарабатывали деньги, изображая страдальцев. Петр Первый освободил богадельни от этой публики и поселил туда солдат-инвалидов, не имевших родственников.
Помощь должна быть адресной. У меня есть несколько подопечных, которых, что называется, веду по жизни, но рассказывать о них в публичном пространстве не буду. Это лишнее.
— Как вы для себя сформулировали цели, которых намерены достичь в министерстве?
— Стараюсь избегать пустых декларативных заявлений. Не секрет, что проблем в отрасли, на которую меня поставили, много. Надо сделать так, чтобы их стало меньше. Вот, собственно, и все.
Самое главное — школа опять должна стать основной ступенью образования, которой она всегда была.
Нынешние подростки инфантильнее тех, кто рос еще три десятилетия назад. Сегодня ребята откладывают принятие решения, им комфортнее жить за спиной родителей
— По-вашему, сейчас это не так?
— Негативные перемены начались в конце 80-х годов прошлого века. Это напрямую увязано с ситуацией в стране.
Вспомните свое детство. Родители спокойно и без страха отпускали нас одних гулять на улицу, каждый ребенок без проблем мог выбрать кружок или спортивную секцию по вкусу. Советскую систему воспитания и образования разрушили, а новую не создали. Сейчас пытаемся исправить упущенное.
Один из побочных эффектов сложившейся ситуации заключается в том, что нынешние подростки инфантильнее тех, кто рос еще три десятилетия назад. Зачастую обретение самостоятельности, взросление происходит теперь значительно позже. Это доказывают и проводимые исследования. Внимательно слежу за их результатами.
Сегодня ребята откладывают принятие решения, им комфортнее жить за спиной родителей, переложив ответственность на них. Я не упрекаю — констатирую.
— Вспомним классика: "Мы все учились понемногу, чему-нибудь и как-нибудь…"
Разве со времен Александра Сергеевича что-то принципиально изменилось?
— Безусловно! Ситуация стала совершенно иной.
С одной стороны, можно сказать, что нас окружают другие исторические декорации, а человек остался тем же, что и два века назад. Мы так же плачем, смеемся, радуемся, огорчаемся, влюбляемся и разочаровываемся.
Но нельзя отрицать, что в последние десятилетия скорость развития цивилизации — мы опять пришли к теме скорости! — заметно увеличилась, объем получаемой информации многократно возрос. Надо не сбить дыхание, рассчитать силы на всю дистанцию, не утонуть в потоке льющихся с разных сторон сведений.
Не люблю разговоров на тему, мол, ребенок, выходя из школы, обязан обладать набором компетенций. На мой взгляд, критерий иной: человека надо научить думать, понимать, чувствовать, отвечать за поступки. Главное, чем должна наделить школа выпускника, — это стремлением идти вперед, развиваться, узнавать новое. Вот мощный стимул!
И конечно, необходимо приложить усилия, чтобы повысить статус учителя в обществе. На протяжении многих столетий три профессии неизменно оставались в числе самых уважаемых и почитаемых. Это врач, учитель и священник. Основа основ!
— Но система построена так, что педагогов превращают в неких, извините, талмудистов-начетчиков, которые не с детьми работают, а без конца заполняют отчеты для начальства и штудируют спущенные сверху методички.
— Надо отойти, и мы потихоньку отходим — здесь вряд ли моя заслуга, люди сами этого хотят — от мысли, что образование — услуга. И культура, медицина тоже не являются таковыми. Какие-то дополнительные аспекты могут быть платными, но это все же другая тема. Образование — ресурс, позволяющий за 11 лет сформировать полноценную и самостоятельную личность.
Профессия учителя — миссия, служение. Люди на наших глазах формируют будущее.
— Слова красивые…
— Да, и важно наполнить их правильным содержанием. Сейчас учительский корпус заметно молодеет, хотя костяк по-прежнему составляют кадры в возрасте 45–47 лет. Что, по моему мнению, хорошо, поскольку это оптимальный возраст: ты уже опытен и матёр, с другой стороны — полон сил и желаний.
— Хочу чуть понизить градус и спросить о сермяжном. О ЕГЭ, вокруг которого продолжают ломать копья.
— У меня взвешенный взгляд на проблему. Практика подобных экзаменов-тестирований имеет длинную историю на Западе и короткую у нас. Никому не удавалось без ошибок пройти за два десятилетия путь, на который другие страны потратили столетия. Тем не менее, как ни относись к ЕГЭ, но сейчас 70 процентов поступающих в вузы столичных городов — это ребята, приехавшие из провинции. Мне нравится пропорция 70 на 30 в пользу глубинки. Не будь ЕГЭ, какое соотношение мы увидели бы? Думаю, сами догадываетесь.
Поэтому единый госэкзамен — большой стимул, шанс для тех, кто живет не в Москве или Питере. Если оглянемся в прошлое, найдем там тысячу подтверждений тому, что Россию всегда питала провинция.
Как ни относись к ЕГЭ, но сейчас 70 процентов поступающих в вузы столичных городов — это ребята, приехавшие из провинции. Мне нравится пропорция 70 на 30 в пользу глубинки
Да, когда на первом этапе появились тестовые задания, они огорошили многих. В итоге за два года до выпуска учителя переставали учить и начинали натаскивать на сдачу экзаменов по новой схеме. Родители нанимали репетиторов, старшеклассники уходили в экстернаты и целенаправленно готовились только к профильным предметам, забросив остальные дисциплины. Сейчас все потихоньку меняется — медленно, но верно. Думаю, сможем поломать порочную систему натаскивания.
Скажу, какого штриха, на мой взгляд, не хватает. Возможно, кто-то не согласится с моими словами, но все же. Нужно вернуть прежнее отношение к проверочным, контрольным годовым работам, тогда изменится и восприятие ЕГЭ, пропадет панический страх перед ним.
— А вы боялись экзаменов?
— Никогда в жизни! Наоборот — всегда шла сдавать первой, чтобы не переминаться под дверью. И кстати, став преподавателем, могла повысить оценку за… шпаргалки. Мои студенты не дадут соврать. Чтобы написать качественную "шпору", нужно проштудировать весь материал, переварив и уместив информацию в концентрированном виде на клочке бумаги. Что-то в голове неизбежно останется…
К слову, лектором я была жестким. Сразу обозначала студентам рамки "нельзя": не опаздывать и не входить в аудиторию после меня, не включать мобильные телефоны, не жевать резинку… Первые встречи напоминали моноспектакль с элементами разведки боем. Важно было не запретить что-либо и не настоять любой ценой, а увлечь, вовлечь в процесс…
Я продолжала читать лекции, уже работая в администрации президента. Сейчас — нет.
Времени нет. А желание есть…
Возвращаясь же к теме ЕГЭ: его нужно совершенствовать, чтобы экзамен стал логическим завершением учебного процесса, не требующим специальной подготовки с репетиторами. ЕГЭ не может быть самоцелью, это лишь инструмент, позволяющий оценить качество полученных учеником знаний.
Противники единого госэкзамена продолжают требовать его отмены. Говорю им: ради бога, хоть завтра сделаем это. А что взамен? Вы ведь помните, сколько экзаменов приходилось сдавать в советские времена — семь выпускных в школе плюс четыре вступительных в вузе. Сейчас этого кошмара нет.
Никто не ставил задачи усложнить жизнь учителям, ученикам и их родителям, напротив — хотели упростить. Да, система пока несовершенна. Не беда, все устроится.
— Вы, кстати, не встречались с Русланом Салимгареевым, который получил по сто баллов на каждом из четырех ЕГЭ в родной 179-й московской школе? Живая реклама экзамена!
— Пока лично с Русланом не познакомилась, но видела его интервью. Замечательный мальчишка! И на вопросы журналистов, как могло случиться такое чудо, отвечает предельно коротко и ясно: "Надо хорошо учиться". Действительно, к этому и добавить что-либо сложно.
Всегда были вундеркинды, круглые отличники, золотые медалисты. И ЕГЭ не так страшен, как его малюют. Руслан доказал это на своем примере. Не сомневаюсь, потом будут и другие рекордсмены, но он останется первопроходцем. Знаю, что поступил на биофак МГУ, это достойный путь.
Мы с вами подробно говорили о том, как подростку бывает трудно решить, чем бы он хотел заниматься в будущем. За меня решение принимал папа, посоветовав Институт культуры. Пошла бы я туда сама? Вряд ли… Как-то со мной завела разговор моя тетя, врач по профессии. Мне в ту пору было лет девятнадцать, я уже работала в школе. Тетя спросила: "Почему бы тебе не пойти в медицинский?" Тогда я не нашлась, что ответить, а сейчас думаю: пожалуй, жаль, что не стала врачом…
Но это рассуждения из серии "если бы да кабы". Ничего изменить уже нельзя.
Кстати, в этой связи вспомнила слова, которые услышала примерно в то же время, в молодости. Я делилась со знакомой, которая была вдвое меня старше, душевными переживаниями, говорила, что ситуация тупиковая, выхода нет, и вдруг услышала: "Дорогуша, заруби на носу. Окончательное "нет" бывает лишь на погосте. Во всем остальном — только "да"!"
Чем взрослее я становилась, тем лучше понимала, насколько была права моя собеседница. Хочешь — не хочешь, никого не волнует. Вперед — и с песней. "Только "да"!"
Иногда накатывает настроение, когда заявляю родным и близким, что хочу все бросить, ничего не делать. Ответ всегда один: "И надолго тебя хватит? Дня на три?" Говорю: "На пять. Может, на неделю".
При всей внешней сдержанности я очень эмоциональный человек. Порой это сильно мешало в жизни. Могла излишне резко отреагировать на ситуацию, в минутном порыве сказать что-то лишнее. Правда, всегда хорошо чувствую, если перешла грань и обидела человека. Сразу приношу извинения. И делаю это не ради протокола, а искренне.
О 1 сентября, цветах, кадровых переменах и Беранже
— К 1 сентября у вас какое отношение, Ольга Юрьевна?
— Трепетное, праздничное. Как и положено.
— А когда школьницей были?
— Ждала, хотела встретиться с одноклассниками. Но, знаете, по закону подлости нередко заболевала накануне. Со мной такое регулярно случалось минимум дважды в году — перед новогодним балом, перед 1 сентября, перед днем рождения или каким-нибудь важным для меня событием.
— В этом году 1 сентября выпало на субботу. В части школ начало учебного года перенесли на понедельник, продлили детям каникулы. Молодцы?
— День знаний — это традиция, праздник, и отмечать его надо по календарю. Мы ведь Новый год встречаем и в четверг, и в пятницу, не ждем начала или конца недели. Как и в случае с днем рождения.
Меня порой упрекают в ортодоксальности, но считаю, что взвешенный консерватизм всегда нужен
Есть знаковые события, которые привязаны к конкретным датам. И двигать их куда-либо было бы не слишком корректно. Поставьте себя на место первоклашек и их родителей, у которых отняли 1 сентября. По-моему, тут даже нечего комментировать. Но, подчеркиваю, это не позиция министерства, а личное мнение Ольги Васильевой. В школах самостоятельно принимали решение о дне начала учебного года.
Меня порой упрекают в ортодоксальности, но считаю, что взвешенный консерватизм всегда нужен. Воспитание, образование не могут быть оторваны от нашей ментальности…
По-хорошему завидую тем, кто в этом году пошел в первый класс и окончит школу в 2030-м. Я не писатель-фантаст и не берусь предсказывать, каким станет мир через одиннадцать лет. Надеюсь, перемены будут к лучшему. По крайней мере, мы должны работать, чтобы произошло именно так.
— В этом году благотворительный фонд "Вера" снова проведет акцию "Дети вместо цветов": учителям дарят букет от класса, а сэкономленные деньги родители жертвуют на помощь больным детям. Год назад удалось собрать около 40 миллионов рублей. Насколько вам близка идея?
— На мой взгляд, одно не должно отменять другое. Не думаю, что стоит ломать цветочную традицию, искусственно ограничивая детей или родителей в праве выразить признательность педагогам. Другое дело, что ни к чему превращать все в конкурс букетов по принципу "у кого дороже". Нужен разумный подход.
К слову, у меня есть собственный опыт, связанный с цветами на 1 сентября. Не вспомню, какой это был год моей работы в школе — третий или четвертый. Я шла после уроков с несколькими букетами в руках и встретила пожилую учительницу, которая здорово меня отчитала, сказав: "В следующий раз, деточка, оставляй цветы в классе, чтобы ребята видели их и второго сентября, и третьего. Букеты дарили не для того, чтобы ты домой их унесла". Запомнила эти слова.
У меня память вообще хорошая. Спасибо папе, который заставлял нас с сестрой ежедневно заучивать и потом читать ему вслух новые стихотворения. Так продолжалось долго. Я взбунтовалась классе в восьмом.
Отец обладал редчайшим даром убеждения. Он не запрещал, а в процессе разговора подталкивал нас с Ирой к принятию решения, которое считал правильным. И мы меняли взгляд на противоположный, сами того не замечая. Его позиция становилась нашей, а он вроде бы и не прикладывал к этому никаких усилий…
Видите, в разговоре постоянно соскальзываю на рассказ о папе. Это подчеркивает, какое место он занимал в моей жизни и как мне его сейчас не хватает…
Задавайте вопросы о работе, если еще остались.
Знаете, какие кошмары снятся мне по ночам? Не про увольнение, а про трагедии с детьми
— Понятно, что чиновник предполагает, а начальство располагает. Вы вольны строить какие угодно планы, но все может измениться в один миг…
— Не лукавлю и не кокетничаю, говоря, что не держусь за должность. Знаете, какие кошмары снятся мне по ночам? Не про увольнение, а про трагедии с детьми. Просыпаюсь в холодном поту. Не дай бог что-нибудь ужасное случится! Не хочу даже пересказывать сны, чтобы не накликать…
— Два года на посту министра — не срок для подведения итогов, но какие-то выводы сделать уже можно.
— В 2016-м я, по сути, совершала прыжок в неизвестность. Команду формировала в процессе работы. Конечно, в процессе принятия управленческих и кадровых решений были допущены ошибки, но по-иному, подозреваю, нельзя. Мы с вами хорошо знаем: никогда не ошибается тот, кто ничего не делает…
Если бы начинала заново, многое бы изменила. Надеюсь, в создаваемом Минпросвещения смогу учесть полученный опыт.
Есть хорошая возможность расширить штат сотрудников трех департаментов, занимающихся общим образованием. Из кадровых перемен — уходит мой первый заместитель. Остальные ключевые замы остаются. Никаких революций. Продолжается плановая, системная работа.
Кстати, в сентябре собираюсь пойти на курсы по финансам и кредиту, чтобы самой лучше разбираться в этих вопросах. Поняла, для меня это необходимо.
Друзья и знакомые нередко говорят, что напрасно стараюсь выстраивать отношения внутри коллектива с учетом человеческих качеств того или иного сотрудника. Мол, так неправильно, должна быть технократия в чистом виде. Но, считаю, есть виды деятельности, где нельзя действовать по принципу: командир сказал — солдат выполнил. На мой взгляд, должна быть золотая середина, позволяющая создавать определенную доверительную атмосферу между начальством и подчиненными, но не дающая переходить грань служебных отношений.
Понимаете, я функционально, утилитарно подхожу к нынешней работе и статусу. У меня не случилось головокружения от осознания того факта, что я министр
Понимаете, я функционально, если хотите, утилитарно подхожу к нынешней работе и статусу. У меня не случилось головокружения от осознания того факта, что я министр.
У французского поэта Пьер-Жана Беранже, работавшего привратником в Сорбонне и попадавшего в тюрьму за сатирические строчки, есть прекрасное стихотворение. Оно называется "Моим друзьям, которые стали министрами" и идеально ложится в тему нашего сегодняшнего разговора. Через все стихотворение рефреном проходит фраза: "Как хорошо на свете быть никем!"
"Нет, нет, друзья! Мне почестей не надо,
Другим бросайте деньги и чины.
Я — бедный чиж — люблю лишь зелень сада
И так боюсь силков моей страны!
Мой идеал — лукавая Лизетта,
Обед с вином, друзья и жар поэм.
Родился я в соломе, в час рассвета, —
Так хорошо на свете быть никем!
Вся роскошь дня вот здесь, в моем окошке.
Порой судьба, удачами маня,
И мне на стол отряхивает крошки,
Но я шепчу: — Твой хлеб не для меня!
Пускай бедняк, работник неустанный,
Возьмет по праву то, что нужно всем,
Я для него рад вывернуть карманы, —
Так хорошо на свете быть никем!"
Стихотворение большое, шесть строф, не буду цитировать целиком, захотите — сами прочтете. Скажу лишь, что великий француз, живший почти двести лет назад, четко сформулировал мои мысли и чувства. Не стремилась занять высокий кабинет, но раз так случилось, стараюсь добросовестно выполнять возложенные обязанности.
Делаю это здесь и сейчас. Не оглядываясь без нужды в прошлое, иду вперед. С заданной скоростью.