Вопрос формирования цифровой экономики России остро стоит на повестке дня. О важности развития этого направления неоднократно говорил президент России Владимир Путин. Цифровизация не обходит стороной и промышленное производство — эта тема стала одной из основных для прошедшего в Екатеринбурге "Иннопрома-2017".
Председатель правления УК "Роснано" Анатолий Чубайс в интервью ТАСС в рамках форума рассказал о том, как корпорация развивает "умное производство" и демонстрирует другим инвесторам привлекательность новых перспективных направлений в российской экономике. Чубайс также поделился планами новых инвестиций Роснано и объяснил, почему роботы не смогут полностью заменить людей.
— Основная тема этого форума — внедрение инновационных, "умных" технологий в промышленность. Как портфельные компании Роснано внедряют "умные" решения в свою работу?
— Довольно большое количество современных технологий "умных" производств реально в нашей стране просто отсутствует. В этом смысле наша первая задача — сделать то, чего ранее в России не существовало.
У Роснано есть примеры создания таких предприятий. Например, в российской фотонике раньше не было производства оптоволокна — мы построили завод в Саранске. В России не было возобновляемой энергетики, солнечной энергетики — завод по производству солнечных панелей "Хевел" построен, и он работает.
"Умное" производство — это производство высокоавтоматизированное и цифровое. На заводе "Хевел" высочайший уровень автоматизации производства, апгрейд оборудования, и продукция сама по себе новая. Это примеры того, как современные технологии сочетаются с современным уровнем организации производства.
— Новые технологии ведь могут стать основой для развития "умного" производства, в том числе в других компаниях?
— Могут. Роснано работает над созданием новых технологий как для других компаний, так и для себя. Например, с Владимиром Евтушенковым (основной владелец АФК "Система") мы построили завод "Микрон", который сейчас является флагманом российской электроники. Он производит электронную компонентную базу 90 нанометров, сейчас переходит на 65 нанометров. Это пример создания технологий, что называется, для себя. Но есть и технологии, которые мы разрабатываем и собираемся передавать в другие руки.
— Роснано ведь продала "Системе" свою долю в производителе микрочипов "Микрон" за 8,1 млрд рублей. На что вы планируете использовать полученные деньги?
— Выход из проекта — это сердцевина бизнес-модели Роснано. Мы инвестируем в новое производство, доводим его до окупаемости. Если это получилось — мы выходим из проекта и зарабатываем на этом, а производство живет без нас.
"Микрон" — именно такой пример. У них есть серьезный стратег (АФК "Система"). Мы им нужны были тогда, когда технологии еще не существовало. Хорошо помню, что когда решение об инвестициях в этот проект еще только принималось, совет директоров был в сомнениях, реально ли построить линию производства 90 нанометров. У нас был серьезный разговор с Эльвирой Набиуллиной, которая тогда была министром экономики. По факту на сегодня производство возникло, во многом благодаря "Системе".
Если говорить о том, на что мы используем деньги от выхода из проекта, — у нас завершается первый инвестиционный цикл. Мы выходим из построенных заводов и собираемся реинвестировать в новое производство. Отличие второго инвестиционного цикла в том, что мы будем привлекать деньги партнеров, создавая с ними новые инвестиционные фонды. На 1 января 2017 года мы привлекли почти 20 млрд рублей, думаю, что на конец года эта сумма превысит 40 млрд рублей.
В 2016 году Роснано получила от выходов примерно 19 млрд рублей, по итогам этого года должно быть больше 25 млрд рублей. Эта волна выходов не закончится в 2017-м, она будет продолжаться примерно до 2021 года.
— Как Роснано будет расставлять приоритеты в рамках нового инвестиционного цикла?
— За последние 10 лет в стране возникло шесть новых технологических кластеров: наноэлектроника, фотоника, покрытия и модификация поверхности, новые материалы, нанобиофармацевтика, ядерная медицина и солнечная энергетика. Роснано активно участвовала в создании этих кластеров. Например, мы построили завод в сфере солнечной энергетики и сейчас говорим о продаже солнечных панелей на экспорт. А в этом году независимо от нас частные инвесторы будут вводить крупное производство солнечных панелей в городе Подольске Московской области, и они будут конкурировать с нами.
Если честно, мне кажется, что если бы мы не пошли вперед, если бы мы не построили первый завод, то частные инвесторы вряд ли бы пошли в эту сферу. Это пример того, как наши инвестиции тянут за собой инвестиции другие. Мы вместе с правительством разработали всю систему методов поддержки для развития этой сферы. Эти кластеры уже созданы, и они продолжат развиваться.
Наша первая задача — сделать то, чего ранее в России не существовало
Но появятся и новые кластеры — те, которых сегодня не существует. К ним относятся ветроэнергетика, переработка твердых бытовых отходов в электроэнергию, гибкая электроника, промышленное хранение энергии и наномодифицированные материалы. Так, ветроэнергетика появится в России уже в этом году: в Ульяновске в конце года мы вместе с Fortum вводим первый ветропарк в стране на 35 мегаватт. Одновременно с этим также в Ульяновске будем строить производство лопастей для ветростанций, а в Таганроге планируем производить башни для ветростанций.
В Ростовской области мы собираемся осуществить больше 30 млрд рублей инвестиций вместе с Fortum. А общий объем инвестиций в кластер ветроэнергетики, которую мы собираемся осуществить вместе с нашим партнером Fortum, составят около 100 млрд рублей. Но эти деньги идут на строительство ветропарков, а есть еще вопрос локализации производства. Там тоже будут серьезные инвестиции — точный объем сказать трудно, но речь идет не менее чем об одном млрд рублей.
— Элементы для ветроустановок в перспективе тоже могут пойти на экспорт?
— Абсолютно верно. Но для этого нужно добавить один очень важный элемент — НИОКР. Первый шаг по развитию ветроэнергетики — перенос технологии из-за рубежа. В ходе тендера для поставки ветровых турбин была выбрана датская компания Vestas, которая построит в России заводы по производству комплектующих для ветроустановок. Здесь речь идет о трансфере технологий. Но чтобы от производства в России перейти к экспорту, нам, конечно, правильно будет сделать свой российский НИОКР, и мы на это всерьез рассчитываем.
Внутри совместного фонда с Fortum объемом 30 млрд рублей будет создан венчурный фонд, который будет инвестировать в стартапы. Пока точной цифры нет, но я думаю, что из 30 млрд рублей примерно 2–3 млрд рублей будет направлено в этот венчурный фонд. Он будет формировать перечень стартапов небольшого объема с инвестициями от 50 до 100 млн рублей. Это небольшие компании, например, смогут предложить нам новый материал композитный для лопастей ветростанций. Отбор будет проводиться и в России, и за рубежом, но в приоритете будут российские проекты. Если эти стартапы докажут свою работоспособность для ветроэнергетики — из них потенциально могут вырасти крупные производства.
— Помимо фонда по ветроэнергетике с Fortum, какие еще фонды Роснано будут действовать в рамках второго инвестиционного цикла?
— У нас уже на сегодня четыре живых новых фонда есть, и я надеюсь, что до конца года еще два появятся. Один из существующих фондов — это фонд CIRTech совместно с партнерами из Китая. Фонд создан с Tsinghua Holdings Co., Ltd., государственной корпорацией, финансируемой университетом Цинхуа. С точки зрения географии этот фонд российско-китайско-израильский: мы мониторим израильские высокотехнологичные компании венчурной стадии и отбираем те, которые осмысленно переводить в промышленную технологию с потенциалом роста на рынках Китая или России. У этого фонда есть первые четыре инвестиции.
Другой фонд, из возникших в прошлом году, это фонд с АФК "Система", который работает в микроэлектронике, хайтеке. В рамках этого фонда проанализировано более 10 проектов, пока еще ни один не отобран, но задел хороший — точно что-нибудь подберем. В прошлом году создали, в этом году начнем инвестировать. Третий фонд из существующих — это фонд с одной из китайских провинций. В этом году появился инвестфонд по ветроэнергетике вместе с Fortum, о котором мы говорили ранее.
Если говорить о новых фондах — мы на хорошей стадии работы по новому фонду с Ростехом для преобразования бытовых отходов. Там хорошая стадия задела, мы завершаем переговоры. Надеемся, что у нас появится инвесттоварищество. Также мы рассчитываем в августе-сентябре подписать юридически обязывающее соглашение о создании фонда с партнерами из Ирана. Он будет ориентирован на хайтек и нанотехнологии, сейчас обсуждение находится в завершающей стадии, но пока еще точка не поставлена.
— В рамках инвестфондов планирует ли Роснано после выхода из "Микрона" инвестировать в другие компании в сфере микроэлектроники?
— В технологическом фокусе фондов есть и микроэлектроника. Но мы вряд ли пойдем на новые масштабные инвестиции уровня "Микрона". Скорее, мы будем инвестировать в какие-то нишевые продукты, в том числе основанные на наших собственных заделах. В микроэлектронике у нас их целый ряд, и мы считаем их очень интересными: например, магниторезистивная память и соответствующие сенсоры, безмасочная литография. Есть часть технологий в современной наноэлектронике, которая нам крайне интересна и которой мы всерьез занимаемся. В новых фондах вполне возможны инвестиции туда же.
— А есть у какого-то из этих фондов ориентир на биотехнологии?
— У нас нет специального технологического фокуса именно на биотехе. Но, поскольку есть фармацевтика, то, возможно, мы где-то и зацепим это направление.
— Роснано планирует выходить из компании "Нанолек". Сколько от этого может получить Роснано?
— "Нанолек" — это крупный и безусловно успешный проект. У него в продуктовой линейке есть и биотех тоже. Это один из самых значимых инвестиционных проектов не только для Кировской области, но и в целом для российской фармацевтики. Компания очень хорошо движется по вакцинам, выстроено партнерство с крупнейшими зарубежными фармацевтическими компаниями. Мы пока еще не приняли решение о выходе, но, если смотреть по степени зрелости проекта, по тому, что делает команда Владимира Христенко, движение идет в правильном направлении, и я уверен, что это будет один из лидеров российской фармацевтики. Именно поэтому нам нужно из него осмысленно выходить. Я бы не стал пока говорить ни о сроках, ни о сумме.
— Другая портфельная компания Роснано — "Новамедика" — получила одобрение Минпромторга на подписание специального инвестконтракта. Каковы будут параметры этого контракта?
— Подписание специнвестконтракта — это довольно сложная процедура: этим вопросом занимается Межведомственная комиссия во главе с Минпромторгом. Сейчас работа над этим контрактом идет, конкретные параметры еще уточняются. В этом проекте у нас серьезные партнеры: одна из самых авторитетных в США инновационных фармкомпаний Domain, а также Pfizer — компания №1 в мире. Со стороны Минпромторга уже есть поддержка, я думаю, что мы этот контракт подпишем.
— Многие эксперты говорят о том, что в будущем роботы заменят людей в результате процесса автоматизации, и это приведет к сильному росту безработицы. Что вы думаете по этому поводу?
— Действительно, эта тема обсуждается очень активно. Я слышал, что рабочих мест в мире сейчас где-то 2 миллиарда, а количество роботов в мире, если я правильно помню, 2 миллиона. Таким образом соотношение 1 к 1000, но о перспективах замены людей роботами все равно говорят.
Я не согласен с такими катастрофическими прогнозами. Есть прогноз, что 40% рабочих мест США к 2030 году будет заменено роботами. Но здесь нужно учитывать несколько факторов.
Во-первых, нужно произвести роботов. На сегодняшний день индустрия по производству роботов только зарождается. И она сама по себе потребует рабочей силы, причем не только на конечной стадии производства, но и по всему технологическому циклу, начиная с НИОКРа. В основе робототехники всегда лежит мехатроника, а здесь очень много чего нужно продвигать — не только в виде производства, но и в виде разработок. Поэтому широкое распространение роботизации потянет за собой целую индустрию по производству роботов.
Во-вторых, мир стоит в шаге от появления абсолютно новых видов занятости, которых раньше не существовало. Сегодня эксперты не очень видят эти направления. Появление новых рабочих мест мы будем наблюдать не в производстве, эта занятость будет связана с человеческим фактором.
— В каких сферах будут возникать эти новые рабочие места?
— Один из примеров — это новая колоссальная проблема для человечества под названием ментальная инвалидность. Как мне кажется, мы в России стали что-то понимать про физическую инвалидность, в этой сфере начинают появляться какие-то человеческие решения (к примеру, развивается среда без барьеров). Меняется и отношение к физическим инвалидам, какой-то сдвиг здесь произошел. Но в отношении ментальной инвалидности мы на шаг позади. Масштабы здесь фантастические: по данным Всемирной организации здравоохранения один из 80 родившихся детей страдает аутизмом. Пока еще никто не понимает причины этих масштабов.
Что сегодня предлагает социальная сфера для этих людей? Если врачи сумели правильно поставить диагноз, то, как правило, мало что предлагается, кроме психоневрологического диспансера — а это хуже, чем тюрьма. Правильно было бы в этом случае обеспечить каждого взрослого с таким диагнозом социальной квартирой и ментором — человеком, который умеет работать с такого рода людьми, объясняет им, как включать газ, свет и так далее. Функции ментора точно не сможет выполнить никакой робот, а потребность в таких менторах колоссальная, и их нужно обучать. Однако в прогнозах занятости такие вещи не учитывают.
Есть еще один аргумент, который говорит о пользе роботизации — потенциальное сокращение рабочей недели. Количество свободного времени — это едва ли не главное богатство. И если с учетом всех факторов, о которых я сказал, интегральная потребность в рабочей силе будет снижаться, значит можно думать о сокращении рабочей недели, ничего страшного в этом нет, скорее, это позитивный процесс. К тому же если у людей будет больше времени для отдыха — появятся новые рабочие места и в индустрии развлечений.
— Сооснователь Mail.ru Group Дмитрий Гришин разработал специальный закон о роботах и считает, что его принятие ускорит развитие всей отрасли. Как вы считаете, нужен ли такой закон?
— Если честно, я не знаю, что разработал господин Гришин, но о создании законов о робототехнике говорят уже давно. Мне кажется, что потребность в таком законе, безусловно, возникнет, но это не вопрос сегодняшнего дня.
Робототехника — это такая история, мода на которую идет волнами. В 1970-е годы в СССР это была невероятно модная история, было создано несколько институтов робототехники. Но в реальной жизни оказалось, что это не стало массовым.
Сейчас вторая волна, она гораздо более обоснована. Но есть такое явление в инновациях — "хайп" (то есть избыточные ожидания), не перебрать бы с этим. Закон о робототехнике будет осмысленным тогда, когда он хотя бы в небольшой степени будет обобщать имеющуюся практику. В этом смысле, наверное, такой закон нужен, но только чуть-чуть попозже, когда мы ощутим, что это за история.
Беседовала Екатерина Казаченко