Мир понемногу возвращается к привычной жизни, в том числе культурной. Не последнюю роль в этом играет Россия, чья "мягкая сила" этой осенью особенно заметна в Европе. Например, выставку коллекции Морозовых в Париже, подготовленную главными музейными институциями нашей страны, лично открывал президент Франции Эмманюэль Макрон. Менее чем через две недели после этого Государственная Третьяковская галерея представила в Германии совместный с Государственными художественными собраниями Дрездена уникальный в своем роде проект "Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии".
В интервью ТАСС генеральный директор Третьяковской галереи Зельфира Трегулова рассказала, чем еще музей готов удивлять публику за рубежом и внутри страны, о работе над культурными кластерами во Владивостоке и Калининграде, а также о том, как и за чей счет сегодня пополняется коллекция галереи.
— Зельфира Исмаиловна, выставку "Мечты о свободе" в Москве посмотрели более 60 тыс. человек. Наверное, это хорошая цифра для пандемических времен. Как вы считаете?
— В Москве был очень неплохой результат. Обращаю внимание, что мы открыли выставку 22 апреля, и где-то до 20–22 мая к нам приходили ежедневно около тысячи человек. Потом цифры заболеваемости в столице подскочили, ввели QR-коды в кафе, и в 85% звонков, которые принимал наш кол-центр, нас спрашивали, правда ли, что QR-код нужен и для входа в Третьяковку? Посещаемость нашего кафе на Крымском Валу тогда упала на 90%. Понятно, что и в музее мы увидели резкое падение посещаемости. Она восстановилась только к середине июля.
Надо также учесть, что это непростая для восприятия выставка.
— "Мечты о свободе" в Москве и Дрездене заметно отличаются.
— Сразу скажу, мне очень нравится выставка в Дрездене. При этом у нас было большее пространство — 1,6–1,7 тыс. кв. м и несколько важных разделов, которых нет в Дрездене. Например, "Кабинет". Когда ты стоишь перед единственным сохранившимся автографом стихотворения Лермонтова "Смерть поэта", рядом видишь его дуэльный пистолет, кинжал, портрет и написанный им кавказский пейзаж, выстраивается целая картина. Я раз 15 стояла перед этой витриной, и все 15 раз у меня пробегали мурашки.
Нам было важно показать, как наполеоновское вторжение, а потом изгнание Наполеона и присутствие русских в Париже привело к восстанию декабристов. У русских на волне наполеоновских завоеваний возник процесс самоидентификации. Это момент формирования важных национальных художественных школ за рамками французского искусства
Сапоги Наполеона, под которыми легла вся Европа, одновременно несли Кодекс Наполеона, что изменяло представление о гражданских свободах. В нашей витрине лежали оригиналы трех первых русских конституций. Мне было очень интересно это показывать Владимиру Владимировичу Путину, когда он 12 июня пришел на выставку "Мечты о свободе". Я видела потрясающую реакцию и отклик на все эти тонкие смыслы, которые мы старались высказать.
Здесь, в Дрездене, немножко по-другому. Хочу обратить внимание, как удивительно архитектор Даниэль Либескинд справился со сложным вытянутым пространством и как эти две выставки стали вариациями одной концепции.
— В чем она заключается?
— Многие политически трактовали название выставки "Мечты о свободе". На самом деле речь идет о внутренней свободе творца и изменении понятия, что такое художник в широком смысле, когда на первый план выходит художественная индивидуальность и внутренний мир. Это удивительное сочетание подчеркнутого индивидуализма с концепцией творчества как некого наития свыше.
Мы рассматривали романтизм как рождение современной концепции творчества и современного понимания роли художника как некого медиума между горним и земным.
Сейчас невозможно повесить на стену какие-то красивые картины — должна быть мысль, идея. Иное уже не интересно.
— В Дрездене многие упоминали политический аспект отношений России и Германии. Хотя Саксония довольно лояльна России, но в целом отношения двух стран трудно назвать безоблачными. Не было ли каких-то спекуляций при подготовке выставки?
— Нет, ничего даже близкого к этому не было. И я думаю, все, кто был на открытии, ощутили особую атмосферу. Она не имеет ничего общего с политической напряженностью. Премьер-министр Саксонии Михаэль Кречмер провел в Альбертинуме четыре часа. Выступающие говорили о том, что все, что мы делали, мы делали в полной любви и взаимопонимании. Иногда не без очень жестких концептуальных споров, но мы пришли к консенсусу. Мы начинали с разных позиций и стали настоящей "семьей романтизма".
Мы понимали, что этот проект демонстрирует, что искусство — это тот самый мост, который держит сегодня нас со всем миром, а весь мир — вместе с нами
— Какой у вас прогноз на популярность выставки у немцев?
— Искусство романтизма, наверное, для публики менее эффектно и привлекательно, чем импрессионисты и постимпрессионисты.
— Гости открытия выходили в восторге.
— Прекрасно, что вы это отметили. Потому что я иногда чувствую себя странно, когда ношусь по миру и рассказываю о недооцененности русского искусства. Я всю жизнь задаюсь вопросом: почему великое русское искусство, за исключением авангарда и иконописи, неизвестно в мире. Мои коллеги, которые приезжают в Москву и идут в Лаврушинский, спрашивают: "Почему мы этого не знаем? Почему мы не знаем имен Александра Иванова или Алексея Венецианова?"
— С учетом этой выставки и представленной совсем недавно в Париже коллекции братьев Морозовых возникает ощущение, что международные культурные связи восстановились после пандемической встряски.
— А знаете, они и не распадались. Мы невероятно интенсивно работали и над этими, и над другими проектами все тяжелейшие месяцы глухого карантина весной 2020 года. Не хочу показаться пафосной, но это великое дело, и мы не прекращали над ним работать ни на один день: встречались в Zoom, сидя у себя дома. Оказалось, что это возможно. Либескинд вживую увидел наше выставочное пространство, только когда прилетел на открытие в Москву. И его проект идеально вписался.
Ни один международный проект, над которым мы работали, не был отменен. Все было просто перенесено. В конце августа в Потсдаме мы открыли выставку "Русский импрессионизм на пути к беспредметности". Выставка Морозовых должна была открыться еще 13 октября 2020 года, а спустя неделю в Москве — "Мечты о свободе".
В те же дни должна была открыться выставка Репина в Париже. Сейчас она открывается 5 октября этого года. Это очень масштабный проект, на который мы выдали все главные вещи Репина: "Не ждали", "Крестный ход в Курской губернии", портрет Толстого, монументальное полотно "Прием волостных старшин Александром III во дворе Петровского дворца в Москве". Кстати, Пти-Пале, где будет идти выставка, находится прямо напротив моста Александра III. Будет такая русская осень в Париже, выставки продлятся до февраля.
Действительно, получается картина очень мощного присутствия русского искусства в Европе. Газета New York Times опубликовала статью, где говорится, что выставка Морозовых — это событие масштаба "Войны и мира" Толстого. Вот как!
Увы, США нам недоступны из-за дела Шнеерсона. С Юго-Восточной Азией пока все проекты поставлены на стоп из-за ситуации с коронавирусом.
— Что еще в планах?
— Мы сейчас работаем с Гран-Пале и Люксембургским дворцом над проектом "Пикассо и Россия" к 2023 году — к 50-летию со дня смерти художника. Будет мировая программа, наши кураторские звонки в Zoom собирают по 45 участников. Благодаря Сергею Ивановичу Щукину в Москве была аккумулирована лучшая коллекция работ Пабло Пикассо — более 50 работ. Будет рассказ о том, как русские художники пришли к формулированию концепции супрематизма и конструктивизма. Вторая часть выставки расскажет о фигуре Пикассо и отношении к нему в Советском Союзе во времена оттепели и в последующие годы.
— Можно ли будет увидеть это в Москве?
— Думаю, нет. Это проект в рамках чествования Пикассо, которое будет главным образом проходить в Париже.
— А что интересного привезут в Москву?
— Из-за пандемии мы перенесли на год большую выставку "Многообразие / Единство. Современное искусство Европы. Берлин. Москва. Париж". Теперь она открывается 22 ноября после очень успешного показа в Берлине. Было очень сложно собрать вместе абсолютно уникальные работы ныне живущих художников. Там Ансельм Кифер, Герхард Рихтер, Гилберт и Джордж, Мона Хатум, Вольфганг Тильманс. К сожалению, уже во время подготовки выставки ушел Кристиан Болтанский, но его работы, конечно, остались в экспозиции. Все произведения происходят из собраний художников. Это очень живая, вибрирующая история. Русское искусство — часть этой выставки, будут представлены работы Ильи Кабакова, Ольги Чернышевой и других.
— Какова география работ?
— Из всех европейских стран. Причем Европу мы понимаем шире, чем страны ЕС, — фактически 32 страны. На самом деле, работая над этой выставкой, мы поняли, что очень многие художники из разных стран, в том числе из Греции, Турции, живут сейчас в Берлине. Берлин сейчас, в том числе и в силу возможности бюджетно снять мастерскую, свободно работать, привлекает художников.
В конце 2022 года мы планируем открыть интереснейшую выставку под названием "Русская нить. Искусство и мода", которую мы делаем при участии куратора из Музея Виктории и Альберта в Лондоне Джеффри Марша — автора выставок "Дэвид Боуи" и Revolution. В выставке принимают участие крупнейшие музеи, хранящие исторические костюмы и коллекции великих модных домов. Тема выставки — влияние России и русского искусства на стиль и моду XX века, начиная со знаменитого бала 1903 года и заканчивая русскими коллекциями Джона Гальяно и Карла Лагерфельда.
Еще важный международный проект — выставка современного индийского искусства, которую мы трижды переносили. Мы открываем ее 17 мая 2022 года — накануне Дня музеев — в Западном крыле Новой Третьяковки.
— Министр культуры Ольга Любимова анонсировала проведение в следующем году музейного саммита Россия — Франция. Какие вопросы вы хотели бы вынести на широкое обсуждение профильного сообщества?
— Мы с коллегами из Музеев Кремля, Пушкинского музея, Исторического музея и многих других музеев России только что приняли участие в Российско-итальянском музейном саммите. С итальянской стороны были музей Уффици, Палаццо Барберини, галерея Боргезе, Помпеи, музей в Казерте. Очень много участников, ограничение на выступление в пять-семь минут — это очень сложно, ведь так много хочется и нужно сказать. Нам очень важно коммуницировать друг с другом, потому что проблемы у нас абсолютно общие.
Музеи во всем мире начинают играть колоссальную роль, потому что люди после снятия ограничений по пандемии бросились в музеи. Им это необходимо, чтобы остаться людьми, чтобы жить эмоционально насыщенной жизнью, а не скрываться в своих квартирах в параноидальном страхе перед этой болезнью
Встреча в Милане показала, что наше сотрудничество не должно ограничиваться выставочными обменами, оно должно идти и в сфере разработки концепции устойчивого развития музея. Сейчас это для нас не менее важно, чем для любых серьезных экономических, производственных и бизнес-структур. Музейный директор сегодня должен быть личностью, которая мыслит оригинально и действует в соответствии с самыми современными взглядами на общество. Мы начинаем понимать, что музей — это не просто здание, где висят картины, — это настоящая экосистема, и она должна инкорпорировать самые различные направления деятельности. Музеи становятся мощнейшими образовательными институциями. У нас проходят музыкальные и театральные фестивали Vivarte и "Т Фестиваль", в трех залах мы ежедневно показываем кино. Мы услышали много интересного и нового и одновременно поняли, что мы действуем очень схожим образом. Это подтягивает и заставляет расстаться с концепцией "да у нас все хорошо", ты понимаешь, сколь многое делают коллеги.
— А что с фондом галереи: пополняется ли он сегодня и за чей счет?
— Музей, который перестал собирать, — это мертвый музей. В советские годы государство полностью финансировало пополнение коллекций музея. Мы прекрасно понимаем, что в последние лет пять у государства такие возможности ограничены. Мы продолжаем собирать отечественное искусство, опираясь на поддержку коллекционеров, спонсоров и меценатов. Нам дарят отдельные произведения или целые коллекции. Мы берем не все, что нам предлагают, новые поступления должны соответствовать уровню собрания Третьяковской галереи.
Владимир Олегович Потанин подарил нам картину Эрика Булатова "Картина и зрители" (2011–2013, 200х250), которая висит сейчас в постоянной экспозиции в Новой Третьяковке. До этого момента в Третьяковской галерее было всего четыре картины Булатова. А Потанин перечислил нам 100 млн рублей как базу эндаумента. Мы разделили это на две части: один эндаумент для пополнения коллекции, а второй — для наших малых музеев. У нас шесть домов-музеев художников, и в декабре мы открываем музей братьев Третьяковых.
В этом году наш совет эндаумента решил купить работы Ивана Николаева, внука Зинаиды Серебряковой. Он художник-монументалист, оформлявший многие станции метро, но также выдающийся живописец. В 2018 году мы сделали его первую выставку в Третьяковской галерее. Иван Николаев подарил нам несколько вещей, но мы очень хотели купить его большие работы. В 2021 году мы купили две картины и повесили их в постоянную экспозицию. У меня было подспудное ощущение, что надо торопиться. Мы сделали презентацию 26 августа 2021 года. Он тогда уже не смог прийти, но записал видеообращение, а 10 сентября его не стало.
Сейчас мы также купили очень важную работу Вячеслава Колейчука.
— Недавно был представлен филиал Третьяковской галереи в Самаре.
— Это была презентация того, что удалось сделать с фантастическим зданием первой русской женщины-архитектора Екатерины Максимовой, шедевром конструктивизма. Оно было обречено на снос и сохранилось только благодаря усилиям общественности и региональных и федеральных властей, решивших разместить там филиал Третьяковской галереи. Реставрационные работы завершаются, впереди — оснащение здания под самый современный тип музея.
— Когда же там заработает музейное пространство?
— Осенью следующего года. Это будет тот самый полифонический музей, о котором мы говорили.
— Будет ли постоянная экспозиция?
— Нет, ни в одном из филиалов не будет постоянной экспозиции — ни в Самаре, ни во Владивостоке, ни в Калининграде. Это будет концепция Кунстхалле. Мы будем делать специальные выставки для Самары, конечно, фокусируясь на XX веке, потому что искусство прошедшего столетия и современное искусство будут прекрасно смотреться в этих залах. Но будем привозить и классические коллекции.
Первая выставка осенью следующего года будет называться "На вкус и цвет" — ведь здание создавалось как фабрика-кухня завода имени Масленникова. Но это будет не банальный подбор натюрмортов, а сложно придуманная выставка. Мы опираемся на самарскую команду, которая состоит из людей, которые родились и живут там. Мы два года арендуем пространство под образовательные программы, там даже есть небольшой музейный магазин и кафетерий — Третьяковка в миниатюре. Спасибо Леониду Викторовичу Михельсону, который поддерживает наши программы в Самаре, мы делаем успешные проекты в Самарском художественном музее, в галерее "Виктория", в Музее модерна, привнося свое ноу-хау.
— Готовите зрителей?
— Да, образовательные программы как раз для этого.
— А когда заработают филиалы в Калининграде и Владивостоке?
— Там строятся новые здания, мы запустили в этих двух городах магистерскую программу для подготовки кадров. Опять же сотрудничаем с местными музеями. В Приморскую картинную галерею в октябре привезем "Петроградскую мадонну" Петрова-Водкина.
Думаю, во Владивостоке можно говорить об окончании строительства в 2024 году и запуске в 2025 году. В Калининграде стройка идет хорошими темпами и закончится к концу 2023 года. В середине 2024 года мы надеемся открыть экспозицию.
Владивосток и Калининград — это крайние точки нашей страны, поэтому мы предложили концепцию сочетания временных выставок по три с половиной месяца с упором на специфику места и более длительных — на полтора-два года — экспозиций русского искусства. Мне кажется важным в этих двух городах иметь длительные экспозиции отечественного искусства, потому что ни для кого не секрет, что там есть реальные проблемы самоидентификации. Возможность приходить туда семьями и понимать, что ты — часть России, — очень важна.
Беседовала Анастасия Силкина