Замглавы "Русгидро": мы предлагаем Африке геотермальные технологии

Сергей Мачехин. Пресс-служба "РусГидро"
Сергей Мачехин

Сергей Мачехин — о работе над энергетическими проектами на Африканском континенте

О том, какие знания и технологии готова предложить группа "Русгидро" для реализации энергетических проектов на Африканском континенте, о грамотном водопользовании, геотермальном потенциале африканских стран, инжиниринге жизненного цикла как способе мягкого возврата к участию в энергорынке Африки, текущих проектах и запланированных соглашениях со странами-партнерами в интервью ТАСС рассказал замглавы "Русгидро" по проектному инжинирингу, устойчивому развитию и международному сотрудничеству Сергей Мачехин.

— Подводя итоги форума Россия — Африка, какие возможности сотрудничества со странами континента вы видите для "Русгидро"?

— Признано, что у Африки есть большие проблемы в области водопользования. Мы уже реализовали и гидротехнические, и гидроэнергетические проекты в 10 африканских странах, и это серьезная основа для продолжения развития наших отношений. Одна из возможностей развития — модернизация, реконструкция и дальнейшая "умная" эксплуатация объектов гидроэнергетики и водопользования. Продлить ресурс и увеличить производство "зеленой" энергии можно в том числе за счет применения современных технологий при ремонте и модернизации гидроэлектростанций.

— А насколько модернизация электростанций позволяет нарастить мощность?

— Увеличить мощность можно от 3 до 12%. Но рост меньше 6% экономически нецелесообразен, поскольку есть риск, что вы потратите на мероприятия по модернизации больше, чем заработаете на дополнительной выработке. В зависимости от возраста и технических особенностей объекта это измеряется в диапазоне 10–20% от стоимости установленной мощности.

— Какая в Африке стоимость киловатта установленной мощности?

— В зависимости от гидрологических условий и месторасположения она может быть от $2 тыс. до $3,5–4 тыс. При этом снести уже имеющиеся объекты, чтобы построить более современные, может быть еще дороже. А где-то это вообще невозможно, потому что это объекты действующей энергетической инфраструктуры: вы не можете отключить треть населения от энергообеспечения и попросить их подождать пять лет, пока гидроэлектростанция будет строиться.

— Насколько большой может быть экономическая выгода для компании и страны в рамках этих проектов?

 ​​​​Если мы говорим про строительство новых мощностей, то освоение даже части гидропотенциала Африки — это десятки миллиардов долларов. Причем их можно инвестировать за год, за 10 или 15 лет, в зависимости от источников инвестиций государства или инвесторов. Если говорить про инжиниринг жизненного цикла, то, конечно, на два порядка меньше. Это единицы или десятки миллионов долларов на объект. Тем не менее они дают быстрый возврат экономике, потому что выработка и тариф обеспечивают источник финансирования и покрытия, даже если это будут заемные деньги.

— Какой вариант вы считаете более целесообразным?

— Мы как группа "Русгидро" рассчитываем на мягкий возврат к управлению и участию в проектах на африканских рынках — это все-таки инжиниринг жизненного цикла. Если говорить о строительстве новых крупных станций, самостоятельно мы не справимся — не только с точки зрения инвестиционных возможностей, но и строительных. Стройка одного большого объекта мощностью 500–600 МВт — это пять — восемь лет. Надо привлекать внутренних партнеров, внутренних квалифицированных гидростроителей, которых не так много.

— А в России они есть?

— У нас есть, в России электростанции строят российские компании. А вот в других странах, где строят российские компании, например "Атомстройэкспорт", они привлекают очень большое количество местных партнеров, причем не только с Африканского континента.

— А китайские компании не хотят сотрудничать? Ведете с ними переговоры? 

— Хотят. Мы ведем переговоры, но за последние лет пять Китай поменял парадигму выстраивания инвестиционных взаимоотношений. Если раньше они были готовы идти с нами в рамках технологического партнерства, то сегодня — через рычаг финансирования. Китай заинтересован в комплексном сопровождении, как сейчас это делаем мы по технологии инжиниринга жизненного цикла. То есть от изысканий и проектирования до вывода из эксплуатации.

— Какие у России конкурентные преимущества?

 Африка нас хорошо знает, а мы хорошо знаем Африку. Если следующие 10–15 лет мы не будем ничего делать на Африканском континенте, нас просто забудут. Наработки советской инженерной школы сегодня применяются в компаниях, которые эксплуатируют объекты, построенные при СССР. Мы разговариваем на одном техническом языке. 

Как только они перейдут на технологии Китая, нам будет очень сложно с ними общаться, поскольку у нас методологически и концептуально имеются серьезные расхождения в инженерной школе и подходе к реализации проектов. Но инвестиционная емкость Африканского континента — это десятки, а может быть, даже сотни миллиардов долларов, которые могут быть освоены на горизонте 10–20 лет.

— По каким направлениям, кроме модернизации мощностей, вы хотите работать? ​​​​​​

— Водопользование — ключевой элемент долгосрочного устойчивого развития Африканского континента. Первое и самое важное — это бережливое управление водными ресурсами в рамках сбора, аккумуляции и справедливого использования поверхностного стока. Когда реки выходят из берегов, всю воду надо собирать и аккумулировать и использовать на нужды сельского хозяйства и животноводства. Мы понимаем, как это сделать — в Чаде, Центрально-Африканской Республике, Конго. 

Еще одно направление, по которому мы активно ведем работу в Африке, — это освоение и развитие геотермального потенциала. Геотермальные станции — это "зеленая" энергетика, и Африканский континент может стать мировым лидером по комплексному использованию и развитию геотермального потенциала. Это Кения, Уганда, Эфиопия. Там, где есть сейсмоактивность и горы, геотермальный потенциал очень велик.

— Ведете с ними переговоры?

— Да. Мы предлагаем африканским партнерам имеющиеся у нас технологии эксплуатации. В портфеле "Русгидро" есть геотермальные станции на Камчатке. 

И еще одно направление — это трансфер технологий и научных знаний. То, что даст нам возможность использовать имеющиеся наработки и научный потенциал на горизонте следующих 50 лет. Это наши технологии предиктивной диагностики, использование технологий и методик ремонта по состоянию, а не по техническому обслуживанию, что позволит снизить эксплуатационные потери и нарастить эффективность. 

У нас есть технологии, которые позволяют с точностью до 99% сформировать 3D-геоподоснову структуры земной коры до 10–12 км. Эту технологию мы используем для поиска и первичной геологоразведки нефтегазовых месторождений и концентрированных рудных тел. Это кимберлиты, литий, золото, медь — то есть то, чем богата Южная Африка.

— К какому из этих четырех направлений наибольший интерес сейчас?

 ​​​​​Если говорить про гидроэнергетику, это, конечно, модернизация, реконструкция и увеличение мощности существующих объектов без вывода их из эксплуатации. 

В части водопользования это создание водного каркаса и управление поверхностным стоком, использование геотермального потенциала и строительство крупных объектов гидрогенерации. Если говорить про распределенную гидрогенерацию — объекты с установленной мощностью 20, 30, 50 МВт — это тоже достаточно хороший путь. Во-первых, это не настолько капиталоемкие проекты. Во-вторых, на них достаточно охотно соглашаются местные власти и крупные межбанковские структуры, банк БРИКС например. Если крупный объект гидрогенерации — это всегда уникальное сооружение по всем параметрам, то в сегменте средней и малой генерации это могут быть легко тиражируемые типовые технические решения. 

— То есть можно создать африканский вариант малой гидроэлектростанции?

— Это сейчас и делается. Допустим, в Мали есть большой потенциал по малым станциям, но надо смотреть на тарифную политику. Если это чисто экономический проект, к сожалению, их окупаемость может занять десятки лет. Если государство поддерживает распределенную малую гидрогенерацию или ВИЭ (возобновляемые источники энергии), тогда оно может компенсировать часть этих затрат в тарифе. Кстати, есть и частные африканские инвесторы, которые могут позволить себе сегодня спроектировать и построить такие объекты.

— То есть вы пока не разрабатываете какие-то типовые проекты для Африки?

— Нет, типовых проектов у нас пока нет, но наш проектный комплекс способен быстро их реализовать. 

— Если говорить про конкретные соглашения, с какими странами вы ближе всего к заключению?

— У нас в проработке находится 15 проектов в 11 странах Африки. 

С коллегами из Росатома активно работаем в Египте, где мы проектируем гидротехническую часть и сооружения для атомной станции Эль-Дабаа. Нас хорошо помнят и знают в Судане, мы готовы вести с ними переговоры о модернизации их объектов. Мы сделали предложение нашим коллегам из Чада по водоочистке и водному стоку. 

Мы продолжаем работать с нашими партнерами в Ботсване.

Если смотреть на ближайшие возможные контракты, скорее всего, это будет Алжир, Эфиопия. 

— Можете подробнее рассказать о проектах в этих странах?

— Я бы рассказал о тех направлениях, по которым мы предполагаем подписать контракты. Энергетика в Алжире достаточно традиционная, нефтегазовая, у них нет гидростанций как альтернативы. У нас есть соглашение по использованию наших технологий в первичном поиске месторождений, залежей нефти и газа, и по геотермальным проектам. Первое, что, скорее всего, будет сделано, — это технологии геологоразведки. 

Так получилось, что наши инженерные технологии применяются и востребованы в том числе в регионе Ближнего Востока и Северной Африки.  

Мы давно работаем с Угандой, ведем переговоры. В Уганде есть проблемы с действующими объектами, построенными за последнее десятилетие. Некоторые ГЭС сегодня даже не работают. 

Также предлагаем нашим египетским партнерам провести комплексное обследование Асуанской плотины. 

Кроме того, мы в качестве независимого консультанта оценивали ряд больших проектов в Эфиопии.