Саммит "Восточного партнерства" прошел в Риге 21-22 мая. В итоговом документе встречи лидеров 28-ми стран ЕС, шести государств "Восточного партнерства" и руководства брюссельских институтов Евросоюза нет ни обещаний о предоставлении Украине и Грузии безвизового режима с сообществом, ни упоминаний о возможности членства этих стран в ЕС, ни слова об антироссийских санкциях.
В то же время в Риге была подтверждена дата - 1 января 2016 года - начала действия зоны свободной торговли с Украиной. В 13-страничном документе из 30 пунктов детально перечислены такие сферы взаимодействия и содействия, как проведение реформ, государственное строительство, развитие гражданского общества и свободы СМИ, разрешение конфликтов, в том числе замороженных, экономическое развитие, либерализация торговли, визовые вопросы и проблемы, связанные с мобильностью граждан, транспорта и рынка информационных технологий. Самый большой раздел итоговой декларации посвящен проблемам энергобезопасности и газового транзита.
В эксклюзивном интервью ТАСС постпред России при Европейском союзе Владимир Чижов прокомментировал итоги саммита и оценил его последствия для отношений России с ЕС.
- Как вы оцениваете общие итоги саммита "Восточного партнерства" в Риге и состоявшуюся там дискуссию вокруг использования термина об "аннексии Крыма" в итоговой декларации, которую отказались поддерживать Белоруссия и Армения?
- Это уже четвертый саммит в таком формате. Первые два мало кто помнит - они прошли достаточно бледно. Третий - в Вильнюсе в ноябре 2013 года - наоборот, весьма запомнился. Можно сказать, что Вильнюсский саммит был саммитом завышенных ожиданий. А Рижский - наоборот, заниженных. Я не склонен разделять оценку многих СМИ, в том числе отечественных, что он был однозначно провальным. От него многого и не ждали. А когда многого не ждешь, то и проваливать нечего.
Отсутствие и решений по безвизовому режиму, и даже намека на поддержку европейской перспективы Украины и Грузии - то есть возможности вступить в ЕС в неопределенном будущем - стало абсолютно ожидаемым результатом. Речь об этом не шла и на стадии подготовки саммита.
Битва вокруг Рижской декларации началась давно. Развивалась она в разных фазах. Сначала шла борьба внутри ЕС, в которой проявились, насколько мы знаем, те зазоры в оценках "Восточного партнерства", которые во многом и предопределили заниженные ожидания.
Могу сказать, что к тому времени, когда проект Рижской декларации был представлен шести "фокусным" государствам, ситуация уже была неоднозначной.
Следует подчеркнуть, что Рижская декларация - это единственный документ, который стал итогом саммита. "На полях" что-то еще подписывалось, в том числе с Украиной, но в масштабах всего саммита это - единственный документ. Да, в том проекте, который был вынесен на рассмотрение фокусных стран, был использован термин "аннексия Крыма". Более того, там говорилось и об "агрессии России против Украины". Но в итоговом тексте слов об "агрессии России" нет вообще. Кстати, и сама Россия во всем 13-страничном документе упомянута только один раз, и то в контексте газовых переговоров. В документе упомянуты также в позитивном ключе трехсторонние консультации по торговле (РФ-ЕС-Украина - прим ТАСС), однако там не расшифровывается, кто же эти три стороны.
Что касается второй интриги в Риге - ситуации вокруг термина "аннексия Крыма", - то после продолжительных и, видимо, напряженных обсуждений была найдена с помощью словесной эквилибристики довольно хитрая формулировка. Это, конечно, необычно для документа многостороннего форума, когда кто-то из участников фиксирует свою особую позицию. Здесь именно так и получилось - зафиксирована особая позиция Евросоюза, которая не идет дальше уже опубликованных документов ЕС на этот счет. Затем идет фраза, что участники саммита подтвердили свои позиции в отношении голосования по резолюции Генеральной ассамблеи (ГА) ООН. За этим эвфемизмом кроется тот объективный факт, что при голосовании по этой резолюции (она была принята незначительным большинством голосов - за нее голосовали ровно 100 стран из 194 государств-членов ООН) против, в частности, голосовали и участники "Восточного партнерства" - Армения и Белоруссия.
Кстати, ЕС еще в одном месте пошел на одностороннюю фиксацию особого мнения - в разделе об уважении территориальной целостности всех своих партнеров. Понятно, что вопрос о территориальной целостности - это не только об Украине или Грузии, но это и чувствительный аспект нагорно-карабахского конфликта, вокруг которого на этом саммите также шли дебаты.
- Как вам видится дальнейшая судьба программы "Восточного партнерства" в целом?
- Здесь в Брюсселе появилось много комментариев, причем подавляющее большинство из них критического характера.
"Восточное партнерство" на глазах расслаивается натрое. Первый слой - это "передовики", включая тех, кто бежит впереди паровоза или безуспешно его догоняет, но в любом случае движется в заданном направлении. Их три - Грузия, Молдавия, Украина.
Есть страны, которые выбрали альтернативный вектор движения и вступили в ЕАЭС, - это Белоруссия и Армения.
С нашей точки зрения, Рижский саммит был в известном смысле лакмусовой бумажкой. Мы слышали накануне из разных источников заверения, что этот саммит, как и "Восточное партнерство" в целом, не направлен против кого бы то ни было, в первую очередь, против России. Мы зафиксировали осторожность формулировок итоговой декларации, но в целом результаты саммита, увы, наши отношения с ЕС не укрепили
Ну и, наверное, в отдельную категорию надо выделить Азербайджан, которому проект "Восточного партнерства", очевидно, малоинтересен, но который и в ЕАЭС не стремится. По крайней мере, пока есть нефть и газ.
Открытым остается вопрос, который оказался за скобками большинства комментариев: зачем все это проводилось именно сейчас, когда объявленный ЕС пересмотр европейской политики соседства только начинается, когда соглашения об ассоциации трех стран с Евросоюзом в полной мере не действуют и когда практических результатов от сближения этих стран с ЕС особенно не ощущается, плюс когда происходит конфликт на Украине?
Проще всего это объяснить инерцией бюрократии Евросоюза, которая такие мероприятия планирует заранее. Другое объяснение - это стремление страны, председательствующей в Совете ЕС - Латвии, принять этот саммит у себя. Не Люксембургу же - следующему председателю, такую встречу у себя проводить...
Думаю, на фоне заниженных ожиданий это была попытка сохранить весь проект на плаву. Если бы возник вопрос о переносе... Мы знаем, к чему привела отсрочка подписания соглашения об ассоциации тогдашним президентом Украины Януковичем...
Хочу добавить, что в тени Рижского саммита, за пределами внимания СМИ остались еще два немаловажных аспекта, известных под модными в Брюсселе сокращениями "Brexit" и "Grexit" - обсуждения рисков выхода Великобритании из ЕС и Греции - из зоны евро.
Премьер Великобритании Дэвид Кэмерон первый свой зарубежный визит после победы на выборах совершил именно в Ригу. Однако, похоже, ехал он не столько для того, чтобы поддержать проект "Восточного партнерства", сколько для обсуждения с партнерами по ЕС (а не с Украиной, конечно) перспектив переговорного процесса о дальнейших взаимоотношениях Великобритании с Евросоюзом. Что являлось одним из элементов его предвыборной кампании, наряду с обещанием о проведении референдума о членстве Соединенного Королевства в ЕС.
Что касается греческого фактора, то не все обратили внимание на то, что "на полях" Рижского саммита два часа премьер-министра Алексиса Ципраса "обрабатывали" канцлер ФРГ Ангела Меркель и президент Франции Франсуа Олланд. Не буду гадать, к чему это привело. Во всяком случае, зримого успеха не было. Результаты будут известны в июне, когда станет понятно, заплатит Греция очередной транш или нет. Пока по всем сигналам из Афин становится понятно: денег у них на это нет. Но время еще есть. Каждый месяц перед греческим правительством встает дилемма: выплатить зарплаты или заплатить кредиторам. Можно, конечно, посочувствовать нынешнему правительству, которое сталкивается с завидной регулярностью с подобными дилеммами.
С нашей точки зрения Рижский саммит был в известном смысле лакмусовой бумажкой. Мы слышали накануне из разных источников заверения, что этот саммит, как и "Восточное партнерство" в целом, не направлен против кого бы то ни было, в первую очередь, против России.
Мы зафиксировали осторожность формулировок итоговой декларации, но в целом результаты саммита, увы, наши отношения с ЕС не укрепили. Шанс дополнительно ухудшить их не был использован, но также не была использована возможность придать им положительный импульс.
- А была ли возможность улучшить отношения России с ЕС в результате саммита "Восточного партнерства"?
- Да, была. Определенный сигнал в Риге мог бы быть Евросоюзом подан, причем не в нашу сторону, а в сторону "фокусных" государств, но его не последовало. Концепция выбора между Европой и Россией, изначально достаточно искусственная, никуда не делась, несмотря на красивые слова.
- В преддверии саммита в Риге состоялся визит в Брюссель главы МИД РФ Сергея Лаврова. Как Вы прокомментируете его атмосферу и последствия для наших отношений? Можно ли сказать, что перспективы нашего диалога улучшаются, или сохраняется статус-кво?
- Состоявшаяся в ходе визита встреча нашего министра с главой дипломатии ЕС Федерикой Могерини была довольно насыщенной, продолжалась два часа и охватывала как принципиальные вопросы двусторонних отношений, так и конкретику международной повестки дня, актуальной для взаимоотношений Россия - ЕС. Понятно, что без Украины не обошлось, но были и другие сюжеты, по которым мы взаимодействуем, может быть, более продуктивно. Это и иранская ядерная программа, и Ближний Восток, куда Могерини сразу после этого отправилась. Это Македония, которую можно в известном смысле считать творением Евросоюза - я имею в виду ее нынешнее государственное устройство, к которому в свое время приложил руку автор Охридского соглашения Хавьер Солана.
Перефразируя классика, европейцы - в общем-то, нормальные люди, но миграционный вопрос их испортил
Значительное место на этих переговорах заняла тема, которую Федерика Могерини до этого весь день обсуждала на Совете по иностранным делам, - это проблема нелегальной миграции через Средиземное море. России эта тема касается, в первую очередь, потому, что задуманная ЕС и в политическом плане уже запущенная военно-морская операция требует одобрения в форме резолюции СБ ООН. Ибо в международном праве применение силы возможно только по Уставу ООН. Устав допускает право государств на индивидуальную и коллективную оборону, а также использование силы для восстановления мира по резолюции СБ ООН.
Вопрос, что можно и чего нельзя делать по резолюции. Прототипом здесь может служить ранее принятая резолюция СБ по антипиратской операции у берегов Сомали. Конечно, есть разница: там военные корабли имели дело с пиратами, на борту пиратских кораблей не было потенциальных жертв-мигрантов. Здесь же операция носит во многом гуманитарный характер.
Понятно, что это реакция пожарного свойства. Если решать проблему в комплексе, то надо начинать с экономического развития и политической стабильности в тех странах, откуда эти беженцы бегут. Вот сейчас все говорят о Ливии. То, что в Ливии полный хаос и почему он там - тоже всем известно. Но, ведь плывут-то не ливийцы. Ливия - это только транзитный пункт. Плывут африканцы, как из Восточной Африки, в том числе из Сомали, так и из Западной, где транзитным пунктом является Нигер.
Характерно, что в ЕС намного меньше разногласий по вопросу - топить или не топить, чем по тому, кому и сколько мигрантов принимать.
Россию вопросы квот интересуют только с точки зрения наличия или отсутствия на практике хваленой внутриевропейской солидарности. Для нас более важен международно-правовой аспект ситуации. В том числе в контексте подготовки упомянутой резолюции СБ ООН. То, что мы придирчиво относимся к этому - имеет свои основания. У нас в памяти недавний опыт в той же Ливии, да и в других местах. Поэтому проработать все аспекты, прежде чем давать отмашку, крайне необходимо.
Что касается уничтожения этих судов, то в решении Совета ЕС тоже есть элемент словесной эквилибристики: там написано о намерении не уничтожать суда, а "избавляться от них". Вопрос: как именно? Как уничтожить судно, если на нем находятся мигранты? Что это за суда? Они могли быть похищены, перекуплены, взяты в лизинг у североафриканских рыбаков, у которых нет другого средства существования. И вообще уничтожать чужую собственность без судебного решения - это не очень вписывается в демократию и нормы правового государства.
К тому же все больше инцидентов происходит не посреди Средиземного моря, а ближе к ливийскому побережью, причем значительное их число происходит в территориальных водах Ливии. А чтобы там действовать - нужно согласие властей страны, в этом случае - Ливии. Но кто его может дать в нынешней ситуации?
- А если посмотреть на ситуацию шире. ЕС намерен спасать мигрантов и расселять их по территории сообщества. Но при этом на последних выборах (как в Европарламент, так и на национальных уровнях) именно проблема миграции дала много очков радикальным партиям. Насколько такая операция в этом контексте является продуманным решением?
- Формально цель операции - это уменьшение миграционных потоков...
- Это заявленная цель. Но, на практике мы скорее получим их увеличение.
- На практике - конечно. На последнем саммите ЕС в Брюсселе наиболее откровенно выступила Великобритания. Лондон готов послать вертолетоносец и два других корабля, будет спасать всех и высаживать на территории Италии, а не Великобритании. Более того, к операции ЕС эти корабли отношения иметь не будут, а останутся под национальным командованием.
Перефразируя классика, европейцы - в общем-то, нормальные люди, но миграционный вопрос их испортил.
Это тема бесконечная. Вот состоялись выборы в Польше. Некоторые поспешили экстраполировать их результаты на деятельность правительства, но преждевременно - правительство осталось то же. Но налицо тот же всплеск популизма. Два кандидата на пост президента Польши оба сторонники консервативных взглядов, но у одного ярко выраженный элемент популизма в программе, и он победил. Такие же тенденции мы наблюдаем в других странах.
Получается кумулятивный эффект: рост левых популистских настроений на почве кризиса - в Греции, Испании и в ряде других стран. Параллельно рост правого популизма на благодатной почве нелегальной миграции. Сталкиваясь, эти две волны могут дать тот самый кумулятивный эффект, способный прожечь оболочку евроинтеграции.
- Последняя трехсторонняя встреча по торговле оставила впечатление, что прогресса в этом формате недостаточно, а на саммите в Риге было четко заявлено, что соглашение о зоне свободной торговли Украины с ЕС вступит в силу с 1 января 2016 года. Остается вероятность, что если российская озабоченность не будет учтена, то РФ остановит действие своей зоны свободной торговли с Украиной?
- Предметом переговоров был не вопрос о сроках вступления в силу соглашения об ассоциации. Мы понимаем, что в текст, который ратифицирован большей частью стран ЕС, никаких новых пассажей не вставишь. Бессмысленным представляется и дальнейшее оттягивание. 15 месяцев - срок достаточный, чтобы обсудить нашу озабоченность и найти решения. Да, половина срока уже прошла, а мы продвинулись не сильно. Однако было бы неправильно говорить, что переговоры находятся в тупике. Те конкретные предложения, с которыми министр экономического развития РФ Алексей Улюкаев приезжал в Брюссель 19 мая, они в большинстве своем взяты в проработку.
Понятно, что сначала надо договориться по сути, а затем определять статус и формат этих договоренностей. Возможно, это будут какие-то параллельные соглашения между Россией, Украиной и ЕС, юридически не связанные с соглашением об ассоциации, но синхронизированные с ним по времени. Есть определенный график дальнейшей работы. Ориентировочно в середине июля состоится новая министерская встреча, а до этого эксперты по шести направлениям проведут необходимую подготовительную работу. Причем, я хочу отметить, что последний раунд проходил в более конструктивной атмосфере, чем предыдущие.
- А какой прогресс достигнут на трехсторонних газовых переговорах?
- Тут тоже дело не стоит на месте. 19 мая, когда здесь были и Сергей Лавров, и Алексей Улюкаев, одновременно в Москве замминистра энергетики Анатолий Яновский принимал директора по внутренним энергетическим рынкам гендиректората Еврокомиссии по энергетике Клауса-Дитера Борхардта. Они обсудили весь комплекс вопросов нашего энергодиалога. То есть формально наши секторальные диалоги ЕС заморозил, но на практике некоторые из них продолжаются, что подтверждает объективную заинтересованность обеих сторон в таком взаимодействии. По срокам министерской встречи министр энергетики РФ Александр Новак уже сделал заявление, что ее надо провести до конца июня.
- Если продолжать тему газа, то в Риге самый длинный параграф итоговой декларации посвящен строительству газопроводов вокруг России, обходя ее с юга. Такой проект уже был - "Набукко". Он оказался несостоятельным из-за недостаточного интереса инвесторов, поскольку через Россию функционировал более дешевый и надежный маршрут. Сегодня отношения ЕС и РФ в кризисе. Не повлияет ли это на повышение привлекательности европейского "Южного газового коридора", который может стать серьезным конкурентом нашему "Турецкому потоку"?
- Для успеха любого инфраструктурного проекта нужно несколько компонентов: наличие сырья - то есть в данном случае газа, наличие транспортной инфраструктуры - трубы, наличие политической воли и, наконец, наличие денег. Деньги появляются, когда есть интерес инвесторов, который пропорционален первым трем составляющим. Сейчас много разговоров, что в результате падения цен на нефть возможности реализации крупных инфраструктурных проектов сократились. Отчасти это так. Денег у инвесторов не прибавилось.
Не будучи экспертом по энергетике, я согласен с мнением тех специалистов, которые подчеркивают, что стабильность цен на нефть в прошедшие несколько лет - это, скорее, исключение из долгосрочной тенденции. Вообще рынку нефти, если рассматривать его на протяжении десятилетий, свойственна волатильность, неустойчивость.
Сейчас, очевидно, минимальный уровень цен пройден. Это как сообщающиеся сосуды - снижаются цены, падают вложения, падает производство, в результате цены вновь растут и все повторяется. О циклическом характере капиталистической экономики подробно писал Карл Маркс, и никто его в этом не опроверг.
Я считаю, что в перспективе спрос на газ в Европе будет расти. Места может хватить и "Турецкому потоку", и другим. Но беспокоит другое: налицо попытки ЕС на практике реализовывать то, в чем они привыкли обвинять Россию - использование энергетики в политических целях. Иными причинами стремление любой ценой снизить долю России в энергобалансе ЕС объяснить нельзя.
- И "Турецкий поток", и "Южный газовый коридор"... Не даст ли это Анкаре слишком большие монопольные возможности по контролю за транзитом газа?
- Что касается наших проектов - есть "Голубой поток", теперь еще "Турецкий поток". Мне иногда задают вопрос, не опасается ли Россия столкнуться в Турции с газовыми проблемами, аналогичными украинским? На это я обычно отвечаю, что Турция, во-первых, сама крупный потребитель, во-вторых, это одна из немногих стран в этой части мира, способная проводить самостоятельную политику. Проблемы у нас есть и по мере реализации проекта могут еще быть, но политическая воля турецкого руководства к реализации этих проектов очевидна. Я, например, не представляю себе повторения в Турции того, что сейчас происходит в Македонии.
- Ожидаете ли Вы продления европейских санкций до конца этого года? Планирует ли Россия отменить или смягчить аграрное эмбарго в случае снятия санкций?
- Санкции - не предмет нашего диалога с ЕС. Мы фиксируем решения, но не пытаемся их на что-то уговаривать. Хотя с их стороны такие заходы периодически имеют место. Давайте, мол, вместе посмотрим, может быть, сможем поторговаться, что-нибудь ослабить, подрегулировать...
Не хотелось бы прогнозировать решение ЕС. Конечно, многое будет зависеть от развития ситуации на Украине и того, как это развитие будет восприниматься в ЕС, с какой степенью объективности и принципиальности.
Что касается наших ответных мер, так на то они и ответные: когда ЕС отменит, то и мы тоже отменим.
- Отказ европейских лидеров приехать на празднование 70-летия Победы. Считаете ли Вы, что этот праздник был выбран просто как повод для политического демарша, или в том, что был проигнорирован именно этот день, содержится какой-то самостоятельный, отдельный сигнал?
- Не берусь судить о наборе мотивов, которыми руководствовался каждый из неприехавших лидеров. Он мог быть разным, хотя, конечно, чувствовалась некая координация позиций в рамках Запада - не только ЕС, но и США, и ряда других стран. А те, кто согласился, получали иногда неоднозначную реакцию у себя дома, в своих странах.
Дело не в престиже, не в имидже. Это ведь был последний подобный юбилей - с участием ветеранов войны. Такая позиция не сделала чести тем лидерам, которые уклонились от участия, но то, что в России это было воспринято достаточно спокойно, говорит о политической зрелости нашего общества.
Беседовали корр. ТАСС Денис Дубровин, Виктория Дубровина