Осенью президент России поручил Банку России и Минфину подготовить варианты нормативного регулирования новых финансовых технологий, в том числе блокчейн, основанных на этой технологии ICO (первичное привлечение средств в криптоактивах), а также оборота криптовалют.
Глава комитета Государственной думы РФ по финансовому рынку Анатолий Аксаков, участвующий в разработке законодательных предложений, рассказал ТАСС о позиции разработчиков законопроектов. Также он ответил на вопросы о планах по изменению страхового и процессуального законодательства.
— На днях вы заявляли, что Госдума подготовит законопроект о включении криптовалют в конкурсную массу при банкротствах. А также о противодействии уходу от налогов с помощью аналогичных активов. Когда будут готовы соответствующие законопроекты? Обсуждали ли вы это уже с финансово-экономическим блоком, с Минфином и ЦБ?
— Тема постоянно обсуждается и с ЦБ, и с Минфином, и с экспертным сообществом. Мы хотим определить криптовалюты как имущество, соответственно, все имущественные права, связанные с ним, должны будут регулироваться в соответствии с действующим законодательством. У нас два законопроекта, которые будут регулировать этот рынок в разных плоскостях. Один напрямую связан с поручением президента по формированию законодательства по блокчейну и криптовалютам, второй — с реализацией идеи краудфандинга, который накладывается в том числе на тему криптовалют. Поскольку мы устанавливаем криптовалюту как имущество, то все нормы права, связанные с его декларированием, налогообложением и так далее, будут действовать автоматически.
В законе о краудфандинге есть нормы, которые определяют применение действующих законов, например о банкротстве, каким образом должна процедура банкротства действовать для ситуации, когда, скажем так, лицо, привлекшее средства населения или других инвесторов, обанкротилось и не смогло реализовать проект. Таким образом формируется общая конкурсная масса и так далее и все процедуры возврата из этой конкурсной массы средств инвесторов.
Также очень важно, чтобы регулирование ICO при использовании фиатных денег совпадало с регулированием ICO при использовании криптоинструментов.
— Второй законопроект — это проект РАКИБ (Российской ассоциации криптовалют и блокчейна — прим. ТАСС)?
— Предложения РАКИБ тоже о краудфандинге, но у них своя идеология: они больше связали эту тему с развитием малого и среднего бизнеса, и хотят тему ICO прописывать через изменения в законодательство об МСП.
— Вы будете предлагать учитывать их предложения?
— Мы будем во втором чтении смотреть все, что можно сделать, но в первом чтении мы хотим одновременно внести два законопроекта, которые мы готовили с участием ЦБ и Минфина. Подготовка обоих законопроектов укладывается в те сроки, которые обозначил президент. У нас отсечка 1 июля 2018 года.
— Ранее Минтруд говорил, что чиновникам не надо будет декларировать цифровую валюту. Будет ли в новом законе о криптовалютах, который представили на общественных слушаниях в Минфине, каким-то образом прописано положение, надо это делать или не надо?
— Учитывая, что мы определяем криптовалюту как имущество, а все депутаты, чиновники и так далее должны декларировать имущество, которым они владеют, — ее тоже надо будет декларировать. Никаких новых норм прописывать не надо, просто необходимо в законе прописать, что это имущество.
— То есть у вас позиция с Минфином в этом плане совпадает.
— Да.
— Если криптовалюты будут приобретены и учтены в не российской юрисдикции, тогда как быть?
— Сегодня любое лицо, которое должно сдавать декларацию, показывает то имущество, которое приобретено за рубежом. То есть если депутат владеет каким-то активом за рубежом, недвижимостью, он должен это в декларации отразить. То же самое будет касаться и криптовалют.
— Минфин заявил по поводу криптовалюты, что выступает за ее допуск к торгам на бирже. Будет ли такая возможность описана в этом новом законопроекте?
— По крайней мере я выступаю за это, поскольку многие наши граждане сейчас реально приобретают криптоинструменты и реально попадают в неприятные ситуации, когда деньги они отдают, а криптоинструменты приобрести не могут. С одной стороны, это риск самих граждан, с другой — мы должны все-таки их защищать определенным образом. И если такая покупка будет происходить через легальные площадки, то и количество мошенничеств, связанных с этим рынком, намного уменьшится. Поскольку на российском рынке происходит реальное обращение этих инструментов, важно его определенным образом прописать, прежде всего предъявив требования к площадкам и обменникам, которые такие операции осуществляют.
— Это биржевые площадки?
— Да, Минфин считает, что такими площадками должны быть биржи. Но в мире действуют и обменники. Можно было пойти поэтапно в этом направлении: сначала дать возможность приобретать через биржи такие инструменты, а потом посмотреть, как это реально работает, какие риски связаны с этим, и, возможно, легализовать обменники, которые тоже у нас существуют.
— Какие биржи сейчас рассматриваются в качестве возможных вариантов таких площадок?
— У нас есть Санкт-Петербургская товарно-сырьевая биржа, есть Московская биржа, есть РТС, но они фактически выступают как некоммерческое партнерство. Хотя они тоже готовы участвовать в этом процессе и там есть специалисты по биржевым операциям. Поэтому, я полагаю, что Центральный банк ориентируется на Московскую биржу. Возможно, на Санкт-Петербургскую товарно-сырьевую биржу, но сейчас пока больше желания работать с Московской. Хотя, возможно, просто будут прописаны критерии, которым должна соответствовать площадка, и дальше уже кто попадет, тот попадет.
— На сессии сегодня обсуждали целесообразность рейтингования или скоринга ICO-проектов.
— Я думаю, что рейтингование — это дело будущего, поскольку рейтинги — это дело недешевое. Что касается скоринга, то есть критерии, которые уже выработала Российская венчурная компания для отбора проектов, и может быть, на первом этапе этим ограничится. Если проект соответствует критериям венчурного проекта, уже отработанного, соответственно, он может использоваться для привлечения средств через процедуру ICO.
Что касается рейтингования, то на начальных этапах это может затормозить запуск самой процедуры ICO через легальные площадки. Потому что это и дорого, и требует времени. Я допускаю, что для особо крупных проектов в будущем это станет нормальным явлением, но в начале нам нужно пойти по упрощенной процедуре.
— По поводу особо крупных проектов — РАКИБ фактически предлагает позволить компаниям привлекать в рамках ICO неограниченный объем средств. Это не прописано у них напрямую, но следует из их предложения не ограничивать объем инвестиций юрлиц в ICO.
— Минфин считает, что надо ограничивать все-таки эти суммы. Я думаю, здесь тоже надо действовать поэтапно. Надо посмотреть, как это будет работать, протестировать, а потом по мере реализации идеи двигаться дальше.
— Уже сейчас в России частные инвесторы начинают приобретать целые электростанции для майнинга. Например, бизнесмен Алексей Колесников купил у Виктора Вексельберга две небольшие ТЭЦ в Пермском крае и в Удмуртии для создания дата-центра и майнинговой фермы. Известно, что они генерируют много тепла. Есть ли смысл рассматривать возможность предоставления налоговых льгот для майнеров, которые будут отапливать каким-то образом лишним теплом близлежащие жилые здания?
— Я думаю, что никаких преференций по майнингу не должно быть, они должны работать в рамках налогового права и других систем регулирования, как любой нормальный бизнес. И это не социальный проект, никаких льгот здесь быть не должно. Но поскольку вырабатывается действительно много тепла, его можно продавать, и я допускаю, что излишки будет с удовольствием покупать ЖКХ. Это может быть альтернативным способом подачи тепла, причем относительно дешевого, поскольку для майнеров это побочный продукт. Это нормальное явление, это бизнес, и они могут на этом заработать.
— То есть выгода не в виде льгот, а в виде заработка.
— Да.
— Который тоже будет облагаться налогом?
— Да. Это нормальное явление. Если бизнес развивается, значит, и налоги больше поступают.
— Ранее вы говорили о том, что нужен механизм, позволяющий Банку России обращаться в миграционную службу, чтобы та приостанавливала действие загранпаспортов руководителей временно проблемных финансовых организаций. Обсуждали ли это с Банком России? Нужно ли менять законодательство?
— Мы обсуждали эту тему уже несколько раз. Тема чувствительная, непростая. Но я сторонник того, чтобы руководители и собственники проблемных финансовых институтов все-таки были ограничены в возможности выехать из страны. Был печальный опыт, когда бизнесмены, своровав деньги, — даже не у государства, а у населения, у бизнесменов, предпринимателей — сбегали от ответственности. Это может быть судебное решение, которое будет выноситься в упрощенном порядке. Банк России, обладая полнотой информации о злоупотреблениях, может заранее сигнализировать в судебную систему, а те уже — принимать решение о необходимости ограничения.
— На какой стадии вы считаете целесообразным вводить такие ограничения, то есть обращаться в суд?
— Когда уже явно видно, что были злоупотребления и что кредитная организация очевидно потеряет лицензию в ближайшее время. Я уверен, что Центральный банк о таких ситуациях в подавляющем большинстве случаев знает задолго до реального отзыва либо принятия решения о санации кредитной организации. То есть он видит, что капитала нет, что реальные возможности кредитной организации не позволяют выполнять свои обязательства перед клиентами, и при этом он видит, что такая ситуация возникла по вине собственника и менеджмента. Скажем, концентрация крупных кредитных рисков с использованием разных схем в обход нормативов Центрального банка и законодательства.
— Что может являться маркером для ЦБ?
— Например, если банк не выполняет предписание в течение относительно длительного времени. Это как раз сигнал о том, что у банка есть серьезные проблемы. Например, предписание, ограничивающее объем операций, вводится, если в банке резко возрастает объем транзакций и возникает подозрение, что этот резкий рост связан с транзитными операциями, имеющими сомнительный характер. ЦБ принимает соответствующее решение, выносит предписание, и если банк его не выполняет — это уже может быть сигналом, что пора принимать меры к собственникам.
— Могут ли в ближайшее время быть внесены на рассмотрение в Госдуму поправки об ОСАГО, которые увеличивают лимит по полисам до 2 млн?
— Есть предложение Минфина, его поддерживает определенная часть страхового сообщества, которое говорит о том, что может быть увеличен лимит суммы, которая выдается потерпевшему в виде возмещения на ремонт автомобиля, например, либо при несчастном случае, гибели кого-то из сидевших в машине, либо получения травм, до 2 млн рублей. Но при этом предлагается в данном случае либерализовать тарифообразование — прописать взаимосвязь тарифа с этими выплатами. Предложение такое, что на сумму до 400 тыс. рублей будет действовать возмещение, как и сейчас прописано в законе. Но если страховая компания и застрахованное лицо договариваются о возможном увеличении лимита, то они могут договориться и о тарифе, который этот человек, гражданин готов оплатить, договорившись об увеличении страховой суммы.
— Насколько я понимаю, там срок до осени.
— Они его несколько раз пытались внести, обсуждали, и пока этой нормы нигде у нас во внесенных в Государственную думу законопроектах нет. В принципе я рассчитываю на то, что весной такой законопроект появится в Госдуме, и соответственно, мы могли бы принять его довольно быстро. Если есть согласие со страховым сообществом, если есть понимание Минфина (я думаю, и Центральный банк нас здесь поддержит), то мы могли бы в течение весенней сессии этот закон принять.
— Как вы считаете, почему затягивается рассмотрение законопроекта о допуске страховщиков к врачебной тайне и допуске посредников на рынок электронного страхования?
— Этот вопрос очень чувствительный, поскольку есть опасение, что допуск к врачебной тайне может привести к злоупотреблению этой информацией. При этом я понимаю, что зачастую решение о страховании здоровья и жизни возникает, когда уже ясно, что должен быть, например, летальный исход ввиду тяжелой болезни. И страховая компания, исходя из этого, должна принимать решение, страховать лицо или нет, понимая последствия такой страховки. Я думаю, что закон будет очень тяжело идти. Пока мы знаем, что новая версия законопроекта, которая вроде бы учла в том числе и замечания правительства, в правительстве не находит поддержки. Если правительство не поддержит этот законопроект, значит, мы его и не примем, по крайней мере в весеннюю сессию.
— Кто именно против, какие ведомства?
— Служба финансового мониторинга и Минфин. Центральный банк поддерживает, кстати, эту точку зрения.
— А допуск посредников на рынок электронного страхования?
— Здесь, я думаю, ситуация более простая. Полагаю, что мы в этом вопросе уже в текущем году продвинемся. Электронное страхование создало определенные проблемы для страховых компаний — в связи с действием недобросовестных автоюристов, которые злоупотребляли правом и использовали подставы для того, чтобы получить страховое возмещение в большем, чем реальный ущерб, размере. Страховые компании эту работу под давлением ЦБ и Госдумы сейчас наладили — стонут, но работают, но если появятся посредники, то, естественно, здесь будут возможны злоупотребления. Но учитывая, что мы внедрили натуральную форму возмещения, эффект от которой в полном объеме проявится где-то к маю текущего года, поскольку начал действовать закон с 28 апреля прошлого года, то, соответственно, возможностей злоупотреблений будет намного меньше, и тогда мы можем спокойно реализовать норму о посредниках, которые будут работать с электронными ОСАГО, и без риска злоупотреблений недобросовестных юристов. Я думаю, что в течение этого года мы (этот законопроект — прим. ТАСС) примем, поскольку риск злоупотреблений значительно снизится.
Беседовала Мария Румянцева