Данный контент предназначен для лиц старше 18 лет
12 марта в продаже появился новый роман Гюзель Яхиной "Эшелон на Самарканд". Книга о том, как в 1923 году юный красноармеец и боевая комиссарка везут поезд голодающих детей из Поволжья в сытую Среднюю Азию. Основанный на исторических документах и свидетельствах, роман Яхиной при этом нельзя считать документом. События происходят в 1923 году, когда голод 1921–1922 годов уже практически закончился. Поезд едет из Казани, и в целом история "голдетей", как их зовут на советском новоязе, заканчивается гораздо менее трагично, чем история большинства этих поездов в реальной жизни.
Яхина, конечно, не первый и не единственный автор, который привлекает внимание читателей к полузабытым трагическим страницам нашей истории. Можно вспомнить, например, повесть Александра Неверова "Ташкент — город хлебный", написанную в 1923 году. Сам Неверов, драматург самарского театра, бежал из Поволжья в Ташкент в 1921-м, так что опыт 12-летнего Мишки Додонова, героя книги, испытал практически на себе. Произведение его неоднократно переиздавалось, а в 2015 году вышло в "Издательском проекте "А и Б" с обширными комментариями, практически одновременно с тем, как в Ташкенте состоялась премьера полной, не урезанной цензурой двухсерийной экранизации 1968 года режиссера Шухрата Аббасова.
Тему голода в Поволжье нельзя считать забытой. Сама Яхина приводит длинный список источников, которыми руководствовалась: от документов до автобиографических книг. И все равно волна реакции на ее роман (вплоть до выглядящих ничем не обоснованными обвинений в плагиате) показывает, как сложно в России писать книги об исторической памяти и травме.
Чжан Юэжань, "Кокон"
Перевод с китайского и примечания Алины Перловой
М.: Phantom Press
У постели умирающего сидят двое: вчерашний мальчик и вчерашняя девочка — и рассказывают друг другу свои истории. Две жизни во многом переплетаются, повторяя друг друга, оба отчаянно любили родителей, но не получали любви взамен. Оба хотели добиться внимания и признания взрослых, но те занимались чем-то еще. Оба стремились докопаться до семейной тайны, но оказались не рады секретам, которые обнаружили.
Даже дедушек в вегетативном состоянии в этом романе два: у постели одного происходит рассказ, у постели другого — большая часть действия. Один из них — знаменитый хирург, другой — больничный начальник, которому во время культурной революции кто-то искусно вогнал в голову гвоздь так, что он не умер, но долго еще продолжал существовать тенью самого себя.
В романе китайской писательницы Чжан Юэжань историческое прошлое нависает огромной тенью над жизнью живых, отравляя ее. Ей не надо описывать в подробностях, как оно было полвека назад, мы знаем ровно столько о "борьбе и критике", сколько способны понять. Видим только ее последствия, обезумевших, искалеченных прошлым людей. Современности от этого чудовищного прошлого остается один вопрос — не "что было?", а "как с этим жить?".
Весь "Кокон" — это поиск ответа, при этом внезапно оптимистичного. Это грандиозная книга, редкая, не отпускающая, которая позволяет пережить опыт совсем не знакомых людей из чужой страны так, чтобы и читательское понимание мира расширилось безбрежно.
Михаил Гиголашвили, "Кока"
М.: Редакция Елены Шубиной
Новый роман Михаила Гиголашвили можно считать продолжением его масштабного "Чертова колеса". В 2009 году его сага о жизни Тбилиси 1980-х годов оказывалась, если приглядеться, притчей о конце времен почти библейского масштаба. "Кока" с теми же героями рассказывает уже о 1990-х и с гораздо более широкой географией — от Парижа до Пятигорска. А заканчивается настоящей притчей, с апостолами Иудой и Лукой в главных ролях, из которой более-менее очевидно, как в мире никогда ничего не меняется.
Кока — это Николоз Гамрекели, герой "Чертова колеса", который все стремился в Париж. Теперь он уже в Европе, но его паспорт украл бандит по кличке Сатана. Натворил дел и преследуется Интерполом, и теперь Коке не остается ничего другого, как залечь на дно в Амстердаме. Отсюда начинается долгая дорога домой: герои ищут себя в разных обстоятельствах, подставляясь, как "неизвестное", в разные условия и страны.
Они ищут барыша и кайфа, но на самом деле привлекательнее всего у Гиголашвили — это оказаться наконец на своем месте и спастись от этого чертова кручения. "Человека можно превратить в животное очень быстро, за пару часов, а чтобы стать человеком — годы нужны, десятилетия!" — путь будет долог, а спасение найдется в словах.
Шубханги Сваруп, "Широты тягот"
Перевод с английского Владимира Бабкова
М.: Phantom Press
Роман индийской писательницы Шубханги Сваруп ничем не выдает дебют, настолько уверенно она выписывает героев с самых разных концов большой жизненной паутины. В 2018 году книга вышла в Индии, вошла в шорт-лист самой престижной литературной премии страны, JCB, а затем была номинирована и на Дублинскую премию. Пандемийным летом 2020-го книгу заметила и включила в свой список летнего чтения Опра Уинфри, а за ней — и Гвинет Пэлтроу. Так что роман сейчас вполне себе моден.
Хотелось бы, чтобы и ее подход к литературе вошел в тренды. Хотя разделение Индии и играет важную роль в романе, Сваруп пытается увидеть историю целиком — не последнее столетие людских распрей, а миллиарды лет существования нашей планеты. Среди ее героев — ученый, изучающий тропические леса; его жена, говорящая с призраками; черепаха, проходящая череду магических превращений. Воображаемое здесь так тесно переплетается с реальным, что если ты представишь снег, то утром можешь проснуться простуженным.
Сваруп заставляет читателя увидеть не только многогранную Индию, но и жизнь и страдания всех населяющих ее существ. Ее разговор об истории страны превращается в напоминание, что есть нечто несравнимо большее, чем копошение каких-то столетий.
София Сеговия, "Пение пчел"
Перевод с испанского Надежды Беленькой
М.: Клевер-медиа-групп
Роман мексиканской писательницы Софии Сеговии рассказывает историю Мексики начала прошлого века: Мексиканская революция, эпидемия испанки. Но все это только фон для жизни очень симпатичного мексиканского семейства.
В начале романа старая няня Реха, вскормившая всех прародителей семьи Моралесов, находит в канаве ребенка, мальчика, с гигантской дырой на месте рта, окруженного роем пчел. Она понимает, что Симонопио, как она его окрестила, необычный — дитя самой природы, возможно, предвестник плохих событий, а может, и защитник от них. И правда, Симонопио вырастает, и пусть он из-за увечья не сможет говорить, зато, закрывая глаза, может видеть будущее, и этого достаточно.
В послесловии к книге София Сеговия объясняет, что довольно свободно обращалась с историческим материалом. Например, герои у нее увлеченно играют в канасту, хотя сама эта игра возникнет только 20 лет спустя. Хоть роман и основан на исследованиях, факт здесь неотделим от мифа. По жанру это чистой воды магический реализм, но вымысел здесь нужен, чтобы рассказать правду.
Возможно, именно такой взгляд позволит понять, почему писатели так увлеченно фантазируют о прошлом — чем больше узнаешь историю, тем больше хочется ее немножко переписать, чтобы хотя бы в этой фантазии увидеть шанс на счастливую безоблачную жизнь.
Томми Ориндж, "Там мы стали другими"
Перевод с английского Ирины Литвиновой
М.: Inspiria
Дебютный роман Томми Оринджа в 2019 году имел огромный успех в Америке — вошел в финал Пулитцеровской премии, получил медаль Карнеги, Американскую книжную премию, премию Хэмингуэя. А Барак Обама включил роман в свой личный список летнего чтения вместе с собранием сочинений Тони Моррисон и "Волчьим залом" Хилари Мантел. Но причина вовсе не в том, что это такая хорошая книга.
С литературной точки зрения она скорее никакая. Ее достоинства в другом — никто иной, кроме Томми Оринджа, не мог бы ее написать. Писатель-индеец родом из племен шайеннов рассказывает истории 12 индейцев. Все герои родились в больших городах, все стали другими не по своей воле. Всем им обретение себя, своей роли и истории дается одинаково тяжело. Но они связаны между собой невидимыми, а иногда вполне реальными связями.
Роман о судьбе коренного населения Америки в ее новом мире звучит как обвинение, и сила этого текста — в ярости: "Память неожиданно вспыхивает и расцветает в нашей жизни, как просачивается сквозь одеяло кровь из раны от пули, выпущенной теми, кто стреляет нам в спину ради того, чтобы заполучить наши волосы, наши головы за вознаграждение, а то и просто чтобы избавиться от нас".