68-й день войны — 28 августа 1941 года — стал одним из самых тяжких. Именно в этот день финские войска заняли Выборг, а немецкие захватили Таллин, столицу советской Эстонии. Начался трагический Таллинский переход наших кораблей, сопровождавшийся большими потерями. Именно в эти дни стала неизбежной блокада Ленинграда. Далеко от Карелии и Прибалтики, на юге нашей тогда большой страны немецкие войска 28 августа 1941 года захватили Днепропетровск на берегах Днепра — угроза стратегического окружения советских войск к востоку от Киева стала реальностью.
Этот августовский день, один из самых тяжелых среди всех 1418 дней войны, стал последним и для Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen. Стремительное и катастрофичное для СССР наступление германского рейха, в сущности, смело и эту небольшую республику русских немцев, находившуюся тогда за 800 км от линии фронта. Именно в этот день, 28 августа 1941 года, появился указ, требовавший "переселить все немецкое население, проживающее в районах Поволжья, в другие районы".
Deutsche Welt на берегах Волги
Немцы на берегах Волги поселились еще в царствование Екатерины II. Царица немецкого происхождения, пытаясь заселить малолюдные поволжские степи, пригласила переселенцев из многочисленных княжеств раздробленной тогда Германии. Первое немецкое село на Волге основали летом 1764 года. Сегодня эта бывшая немецкая колония Moninger называется Нижняя Добринка и располагается в Камышинском районе Волгоградской области.
Переселявшиеся в Россию по-немецки трудолюбивые крестьяне и ремесленники внесли свой весомый вклад в освоение и развитие экономики Поволжья. Впрочем, немецкие переселенцы в XVIII–XIX веках оседали не только на берегах Волги. Крупные немецкие колонии появились и в Новороссии, на юге современной Украины, и на Северном Кавказе. Немало немцев проживало в Прибалтике. Еще больше — в польских губерниях, являвшихся в те столетия частью Российской империи.
Вообще, на начало XX века немцы стали одним из крупнейших нацменьшинств нашей страны — почти 2,5 миллиона к 1914 году. По численности российские подданные, для которых родным был "язык Шиллера и Гете", тогда уступали только русским, украинцам, полякам, евреям, белорусам, казахам, татарам и финнам. Немцы Поволжья составляли лишь небольшую часть этой огромной германоязычной диаспоры, разбросанной от Петербурга до молдавской Бессарабии, от Прибалтики до Грузии (немецкие колонии были даже в окрестностях Тифлиса, ныне Тбилиси).
Веками проживая в Российской империи, немцы сохраняли этническое самосознание, свое протестантское вероисповедание и слабо ассимилировались. Зачастую до XX века обитатели немецких сел редко и весьма ограниченно общались с иным местным населением. "Колонисты" — так их обычно называли царские чиновники, и это имя стало нарицательным, — поколениями жили в собственном Deutsche Welt, немецком мире, даже на берегах Волги воспроизводя хозяйственный и культурный быт, аналогичный селам где-нибудь в Вюртемберге или Гессене.
Отметим, что до XX века Россия никогда не воевала с Германией. Столкновения с крестоносцами давно стали "преданьями старины глубокой", в Новое же время можно вспомнить лишь войну России с Пруссией при царице Елизавете. Но и тогда против пруссаков наши войска сражались в союзе с другими немцами — австрийцами и саксонцами.
Собственно единая Германия из конгломерата мелких курфюршеств, герцогств и королевств возникла лишь во второй половине XIX столетия, а общенемецкое самосознание и того позже. Сами немецкие "колонисты", оказавшиеся в России, в зависимости от территориального происхождения зачастую воспринимали себя больше какими-нибудь гессенцами или швабами, чем в целом германцами.
Точно так же и в России немцев до конца XIX века воспринимали не представителями единой большой и сильной Германии, а выходцами из мелких государств Центральной Европы, с которыми наша страна никогда не воевала и которые никогда не представляли для нас даже потенциальной опасности. Все изменило XX столетие — сначала объединенная Германия стала нацеленной на экспансию могучей силой в мировой политике и экономике, а затем началась Первая мировая война.
"Лучше пусть немцы разорятся, чем будут шпионить…"
В августе (о, этот вечно роковой август!) 1914 года Россия впервые столкнулась в войне с массой немцев — со всем Deutsche Welt в виде двух могучих империй со столицами в Берлине и Вене. Эта война, ставшая сразу мировой и невиданно кровавой, не могла не отразиться на российских немцах. По обе стороны фронтов тогда бушевал накал патриотизма, переходящего в шовинизм.
В России вскоре дошло до немецких погромов в Москве, а еще раньше зазвучали и первые требования о депортации немецкого населения. В разгар войны немецкоязычных подданных русского царя подозревали в шпионаже и сочувствии противнику. "Лучше пусть немцы разорятся, чем будут шпионить…" — так на третий месяц войны высказался начальник штаба царской армии генерал Николай Янушкевич. Тогда же с подачи армейского командования начались первые попытки депортации немецкого населения в прифронтовых губерниях, но они натолкнулись на возражения гражданских властей. Однако по мере ожесточения войны эти возражения были сняты.
Уже в декабре 1914 года верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич (дядя последнего русского царя) приказал очистить от немцев-колонистов Привислинский край, то есть все девять губерний российской части Польши, где проживало порядка полумиллиона немецких крестьян. Об этих событиях у нас как-то не принято вспоминать — все внимание постсоветских историков сосредоточено на депортациях эпохи Сталина, но, как видим, первые массовые депортации начались еще при царе в разгар Первой мировой войны.
К исходу 1915 года царские власти провели "чистку" прифронтовых районов — то есть осуществили самую первую массовую депортацию населения в истории России. Из польских губерний тогда выселили порядка 400 тысяч немцев-колонистов, а из Волынской губернии — 115 тысяч.
По приказу армейских властей немцы должны были выезжать на восток в обязательном порядке за собственный счет. В условиях войны и разгоравшегося экономического кризиса это превращалось в неизбежное и тотальное разорение семей вынужденных переселенцев. При этом в процессе принудительной депортации немецких колонистов из польских и украинских губерний военные власти в каждом немецком поселении брали заложников, чтобы исключить какое-либо сопротивление. Затем заложников также вывозили вглубь России.
Словом, все то, что в Поволжье началось 28 августа 1941 года, в более западных регионах происходило еще при царе и на четверть века раньше. При этом последний русский монарх Николай II, у которого обе бабушки были немецкими принцессами, не забыл и о немцах с берегов Волги. Как пишут современные российские историки немецкой диаспоры Аркадий Адольфович Герман и Игорь Рудольфович Плеве:
В феврале и декабре 1915 года император Николай II подписал ряд законов, которые лишили немцев, проживавших в западных губерниях страны, их земельных владений и права на землепользование. Эти законы планировалось распространить и на немцев Поволжья. Все немецкое население Поволжья подлежало выселению в Сибирь. Выселение хотели начать с весны 1917 года…
"Arbeiten wir nach Stachanow-Art!.."
Царская власть до весны 1917 года не дожила. После февральской революции властям стало не до выселения поволжских немцев. Однако один из их главных центров — городок Екатериненштадт в Самарской губернии — успели патриотично переименовать в Екатериноград. Впрочем, Екатериноград на картах России тоже существовал недолго — вскоре, в 1919 году, большевики переименовали этот населенный пункт в Марксштадт.
Именно советские власти спустя год после октябрьской революции на части земель Самарской и Саратовской губерний создали первую немецкую автономию в России — "Трудовую коммуну немцев Поволжья", вскоре ставшую Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen, Автономной социалистической республикой немцев Поволжья. Столицей новой республики назначили расположенный на левом берегу Волги, напротив Саратова, городок Покровск, в 1931 году переименованный в Энгельс. Так что автономия советских немцев могла похвастаться двумя городами, носящими немецкие имена классиков марксизма, — Маркс и Энгельс.
Немцам Поволжья удалось пережить гражданскую войну, хотя и не без проблем с продразверсткой и голодом, но относительно благополучно в сравнении с другими регионами. Прямые военные действия обошли стороной территории их компактного проживания на берегах Волги. Чего нельзя сказать о немецких колонистах в Новороссии, на юге современной Украины. К началу XX века их насчитывалось немногим меньше, чем в Поволжье, — более 350 тысяч. И когда в 1918 году эти территории оккупировали австрийские и германские войска, местные немецкие колонисты, напуганные за предыдущие годы Первой мировой войны антинемецкой политикой и настроениями, вполне массово поддержали оккупантов, в результате все последующие годы гражданской междоусобицы окрестные крестьяне всех многочисленных национальностей Новороссии дружно жгли немецкие села.
И хотя на исходе гражданской войны советским властям удалось погасить эту этническую вражду, но, в отличие от поволжских соплеменников, многочисленные немцы советской Украины вместо собственной нацреспублики получили лишь урезанную версию автономии — семь небольших "национальных" районов в Днепропетровской и Одесской областях Украинской ССР. В итоге, хотя немецкие колонии были разбросаны достаточно широко по бывшей Российской империи, немецкая республика возникла лишь в Поволжье, став главной витриной и главным политическим представительством немецкоязычных граждан советской страны.
До середины 30-х годов минувшего века Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen жила вместе со всем Советским Союзом, переживая все его успехи и все проблемы той бурной эпохи. Немцы составляли более 60% населения автономной республики, в которой использовалось два официальных языка делопроизводства и школьного обучения — русский и немецкий. На немецком языке издавались десятки газет, главной в республике была ежедневная газета Nachrichten (в переводе на русский — "Известия"). С ее страниц в 1935 году можно было прочитать, например, призывы Arbeiten wir nach Stachanow-Art! — в переводе на русский: "Будем работать по-стахановски!"
"...Я жду Гитлера и хочу ему помогать…"
К исходу 30-х годов минувшего века в СССР проживало почти полтора миллиона этнических немцев. И лишь четверть от этого числа компактно обитали в автономной республике на берегах Волги.
Возникновение нацистского режима в Германии той эпохи не могло не сказаться на советских немцах. Идеология Гитлера, модернизированный им немецкий национализм в те годы были весьма привлекательны как для населения Германии, так и для многих представителей немецкоязычной диаспоры, разбросанной по всему миру — от США и Латинской Америки до Поволжья. К тому же германские пропагандисты и спецслужбы Третьего рейха целенаправленно работали в этом направлении.
Из Кремля тогда явно не без тревоги наблюдали, как по всему миру в среде немецкой диаспоры возникают пронацистские организации — как легальные, так и законспирированные. Например, в 1938 году именно такие организации этнических немцев, компактно проживавших на западе Чехословакии (район Судеты или по-немецки Sudetenland), сыграли ключевую роль в "судетском кризисе", который стал детонатором для ликвидации чешской государственности.
Недоверие к собственным немцам подстегнул и 1940 год. Тогда, напомним, к СССР были присоединены Прибалтика, Молдавия и западные части Белоруссии и Украины. На этих территориях издавна проживало множество немецких колонистов. СССР по договору с гитлеровской Германией не препятствовал их выезду в Третий рейх, если местные немцы примут такое решение, — и к весне 1941 года в Германию из этих западных областей Советского Союза уехали более 400 тысяч человек. В итоге для стороннего наблюдателя складывалось устойчивое впечатление, что сотни тысяч некогда русских немцев сознательно выбрали государство Гитлера.
Естественно, все это подогревало недоверие к немцам, остававшимся в нашей стране. Например, военное командование уже с середины 30-х годов не направляло немецких призывников служить в западные военные округа — их отправляли преимущественно в Среднюю Азию и на Дальний Восток.
Роковой день 22 июня 1941 года лишь подстегнул эти опасения. В первые дни войны в военкоматы на территории Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen поступило более тысячи заявлений от поволжских немцев с просьбами отправить их на фронт для борьбы с Гитлером. Но спецслужбы фиксировали в автономной республике и противоположные факты.
Так, некий Кунстман утверждал, что Гитлер "скоро доберется до Москвы, чтобы положить конец большевикам, и для нас это было бы не хуже, а лучше…" Житель колонии Бальцер (ныне город Красноармейск Саратовской области) Иоганн Кем, обсуждая с соседями ход военных действий, заявил: "Я жду Гитлера и хочу ему помогать, когда он будет здесь". Служащий из Энгельса по фамилии Рейхерт говорил: "В войне против СССР Германия прежде всего постарается создать опору у нас в Немреспублике"
Отдельные факты прогитлеровских настроений среди поволжских немцев не отрицают и современные историки российской немецкой диаспоры. Такие настроения не были всеобщими, но неизбежно напрягали и пугали руководство страны, особенно на фоне стремительных и грандиозных военных успехов Гитлера. Заметим, что эти успехи, особенно наглядные летом 1941 года, порождали коллаборационистские настроения даже среди множества граждан СССР, этнически и культурно весьма далеких от германского мира. И на этом фоне советские немцы неизбежно выглядели особенно подозрительно.
В августе 1941 года, когда положение на фронтах после проигранных приграничных сражений стало по-настоящему катастрофичным, у высших властей явно сдали нервы. То, что в Первую мировую готовил царь Николай II, при генеральном секретаре Сталине стало реальностью. Началась депортация поволжских немцев.
"Ночью страшно выли собаки…"
Указ Президиума Верховного Совета СССР "О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья" был обнародован 28 августа 1941 года. Сама депортация готовилась заранее — накануне, 27 августа, Лаврентий Берия, нарком (министр) внутренних дел, подписал секретный приказ № 001158 "О мероприятиях по проведению операции по переселению немцев из Республики немцев Поволжья, Саратовской и Сталинградской областей".
Публичный указ обосновывал депортацию тем, что "по достоверным данным, полученным военными властями, среди немецкого населения, проживающего в районах Поволжья, имеются тысячи и десятки тысяч диверсантов и шпионов…" Секретный приказ такими пропагандистскими страшилками не оперировал и был по-военному конкретен: в Поволжье для выселения немцев направлялись почти 5 тысяч сотрудников НКВД и 10 тысяч солдат. Операцией по выселению руководили заместитель наркома внутренних дел Иван Серов и замначальника конвойных войск Михаил Кривенко.
Ольга Леонгард, в 1941 году 13-летняя девочка, так вспоминала тот злополучный час, днем 28 августа, когда поволжские немцы узнали о депортации:
"Собирали мы, школьники и взрослые, помидоры в поле. Их выросло в тот год целое море — большие, сладкие, мясистые, красивые, как игрушки. Погода стояла солнечная и, несмотря на конец лета, даже жаркая. Время подходило к обеду. Женщины разбрелись по полю — только косынки белые виднеются.
Вдруг видим — председатель колхоза Вильгельм Киндер скачет к нам на лошади галопом. Все насторожились — никогда он так лошадей не гонял. Подъехал, а на нем лица нет. Перевел дух, с трудом выдавил из себя: "Плохая весть... Всех немцев из Поволжья выселяют, в газете напечатано. Кончайте работу, идите домой, начинайте готовиться..."
Председатель к другим бригадам ускакал, а мы никак не можем прийти в себя. Шли домой — всю дорогу плакали, пришли в село — там тоже рев стоит. От волнения все мечутся, не знают, что делать, ищут, с кем переговорить, посоветоваться.
В тот же день в селе появились военные. Они ходили по домам, сверяли списки. Отъезд назначили на 3 сентября… 1 сентября, когда я должна была пойти в шестой класс, школа уже не работала. Учителя тоже собирались в дорогу. Дети поменьше этому только обрадовались… 3 сентября половину нашего села большим обозом под надзором вооруженных людей переправили к железной дороге".
Оставалось все: дома, мебель, сады, полные созревших яблок и груш, засаженные огороды… Другая половина жителей села с собранными вещами ждала своей горькой участи еще семь мучительных дней. Ночью страшно выли собаки — плакали по хозяевам. И мы тоже плакали, убитые горем и полной неизвестностью впереди…
К тому моменту органы НКВД уже имели немалый опыт депортаций (вспомним, например, переселение 170 тысяч корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию в 1937 году). Депортация поволжских немцев в условиях войны прошла без каких-либо фактов сопротивления. Переселяемым разрешалось брать с собой личное имущество и продовольствие — до 1 тонны на семью. В пути полагалось бесплатно горячее питание два раза в сутки и полкило хлеба на человека.
Объявленная 28 августа и стартовавшая 3 сентября "спецоперация" по депортации завершилась за 17 суток. С территории исчезающей Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen в те дни в Сибирь и Среднюю Азию отправили 438 тысяч немцев, еще более 73 тысяч их соплеменников выселили из ближайших районов соседних областей. В том же сентябре 1941 года специальным указом бывшую территорию АССР НП, Автономной социалистической советской республики немцев Поволжья, разделили между Саратовской и Сталинградской областями.
"Для предупреждения серьезных кровопролитий…"
Массовое переселение за Урал местами серьезно изменило демографию и статистику — так, к 1945 году четверть населения Александровского района Томской области составляли поволжские немцы. Они же составили более 6% населения Казахстана (а в некоторых районах этой республики — до трети), так что в 70-е годы минувшего века рассматривался даже вопрос о возрождении немецкой автономии, но уже на землях Казахской ССР.
Была ли депортация 28 августа 1941 года необходимой? Конечно никаких "тысяч и десятков тысяч диверсантов и шпионов" в немецкой республике на берегах Волги тогда не имелось — эти обвинения были пропагандой военного времени. Высшее руководство страны просто не могло публично признаться, что лишь подозревает сотни тысяч граждан в потенциальной нелояльности и сочувствии противнику.
Сегодня стоит признать, что поводы для таких подозрений были. Как пишет российский историк Аркадий Герман, сам из поволжских немцев: "Факты поддержки этническими немцами оккупантов, их сотрудничества с оккупационными властями в установлении "нового порядка" имели место…" Там, где наступающие войска Гитлера застали компактное проживание немецких колонистов (в основном в Причерноморье на Украине), были и встречи немецких солдат с цветами, и военные отряды из местных немцев, сформированные для поддержки оккупационной администрации.
Словом, причины для опасений в разгар войны — и не просто войны, а в разгар военной катастрофы! — у высшего руководства страны имелись. Вдобавок ожесточение мирового конфликта — борьбы в прямом смысле не на жизнь, а насмерть — диктовало свою логику, далекую от понятий мирного времени. Ведь в Германии немцы тогда массово, вполне искренне и даже с восторгом поддерживали Гитлера — не было никаких гарантий, что этим не увлекутся и немецкие диаспоры.
При этом объявленная ровно 80 лет назад депортация не была чем-то небывалым для той эпохи — вспомним и царские депортации немцев в ходе Первой мировой, напомним и проведенную в 1942 году депортацию граждан США японской национальности после начала конфликта Токио и Вашингтона.
Если произойдут диверсионные акты, затеянные по указке из Германии немецкими диверсантами и шпионами, в Республике немцев Поволжья или прилегающих районах и случится кровопролитие, Советское правительство по законам военного времени будет вынуждено принять карательные меры против всего немецкого населения Поволжья…" — гласил указ от 28 августа 1941 года и подчеркивал, что выселение проводится именно "во избежание таких нежелательных явлений и для предупреждения серьезных кровопролитий…
Здесь напомним, что на второй год войны гитлеровские войска прорвались к Волге и достигли границ бывшей Autonome Sozialistische Sowjetrepublik der Wolgadeutschen. Оккупация между Волгой и Доном оставила о себе самые страшные воспоминания — люди, ее пережившие, потерявшие убитыми родственников и детей, едва ли смогли бы в те годы нормально соседствовать с этническими немцами. Именно депортация отправила всех Wolgadeutschen туда, где непосредственные ужасы немецкой оккупации были далеки и могли быть известны только из газет, где можно было избежать массовых этнических "разборок" и безоглядной личной мести по национальному признаку.
При всех неоспоримых страданиях немцев Поволжья в годы войны, их участь и рядом не стоит с тем смертным ужасом, что достался людям на оккупированных Третьим рейхом территориях. Потому основные претензии поволжских немцев за депортацию должны быть направлены к своим соплеменникам из Германии, которые когда-то массово пошли за политиком на букву Гэ…