Отечественная фармацевтическая отрасль набирает обороты и нуждается в притоке качественных  кадров. О том, как распространяются мифы о благодатной загранице и почему в России талантам работается лучше, зачем рассказывать покупателям как сделан препарат и когда в стране появится отечественное лекарство от меланомы, в интервью ТАСС рассказал директор компании "Биокад" Дмитрий Морозов. 

— На ваш взгляд, насколько сейчас российские специалисты заинтересованы оставаться работать в России? С чем это связано: с зарплатой, с условиями работы?

— Отъезд российских молодых специалистов, я думаю, связан, прежде всего, с теми мифами, которые были распространены и в России, и в Китае, и в Индии, и в других странах, откуда утекало большое количество талантливых молодых людей. Это мифы о том, что за рубежом, намного лучше все — эффективней, интересней и динамичней. Я считаю, что эти мифы были созданы специально для того, чтобы просто обеспечить поток талантливых людей, не тратя ни копейки на их формирование и обучение. Такая же история с Силиконовой долиной: она всегда жила за счет чужих мозгов. Большое количество  талантливых ребят приезжало туда в поисках лучшей жизни. Успешных компаний в Силиконовой долине 2–3% всего, а все остальное — это просто некий приток рабочих сил, достаточно хорошо квалифицированных, но не так высокооплачиваемых.

—​ Чего не хватает как раз нашим молодым ученым, каких возможностей нет в России?

— Я думаю, что не хватает информированности, потому что, к сожалению, в некоторых организациях устаревшие мифы все еще поддерживаются. Да, мы можем, например, жаловаться, что у нас реактивы  приезжают не так быстро, но это не везде так. 

Если говорить о нас, средний срок доставки реактивов две недели. В принципе это нормально, если ученые заранее спланируют реактивы. С точки зрения возможностей я вообще абсолютно убежден, что в РФ сейчас возможностей для молодых талантливых людей намного больше, чем за рубежом. Мы видим сейчас на примере некого количества наших ребят, которые уехали, что многие возвращаются. Если исследователь либо ученый работал за рубежом, это совершенно ничего не значит. Не надо сразу его возводить в топ и говорить, что у него супербэкграунд, который стоит огромных денег. Это еще ничего не значит. Я видел вернувшихся наших коллег, которые работали за рубежом, но были при этом совершенно посредственными по сравнению даже с теми коллегами, которые в отдаленных регионах.

—​ Вы как находите этих молодых ученых, которые приезжают к вам из заграницы? Как они попадают к вам в компанию? 

— Если нам нужны уникальные специалисты, мы их сами находим. Но знаете, я не считаю этот источник приехавших из-за рубежа специалистов чем-то выдающимся. Да, мы не ставим никаких приоритетов перед исследователем, который приехал к нам, например, после казанского университета, или исследователя, который закончил что-то, немножко поработал где-нибудь за рубежом и приехал. Приходите в лабораторию, покажите, что умеете, давайте поговорим, пройдите собеседование, а какими навыками обладаете и так далее. Можем спокойно  принимать решения.

— Какие возможности для получения образования у них есть? 

— У нас есть  большая платформа, целая система, направленная на повышение навыков и компетенций наших сотрудников. Мы предлагаем им расширить свой уровень компетенций. Постоянно возникают у исследователей кроссфункциональные задачи — на стыке двух отраслей, например, математики и биологии, математики и химии. Дополнительные повышения квалификации и плюс навыки имеют решающее значение. Мы понимаем, что в ближайшее время некоторое количество профессий просто отомрет. Еще мы тоже понимаем, что какие-то простые элементы могут выполнять люди со средним специальным образованием. Университет заканчивать не обязательно для выполнения простой задачи, где есть понятные методики и четкий протокол. Надо просто честно, хорошо отрабатывать. И такие люди нам тоже нужны. Сейчас важно очень иметь возможность изменить род деятельности. Может быть, даже не кардинально, но, по крайней мере, войти в соседнюю область и очень быстро добиться там успеха. Очень большой вклад в это вносит именно классическое разностороннее образование.

Сейчас достаточно много уделяется внимания повышению автоматизации производства. Все больше и больше электронной начинки в самих системах. Они становятся  все более и более умными. Совмещение  функций — это очень большая  задача, которая сейчас, по-моему, стоит у всех индустрий. Один человек делает много разных типов  работ, не узкий специалист. Разные типы работ — это повышение  квалификации, это тренинги, это все то, что связано с тем, что человек должен адаптироваться  в сложных изменяющихся техногенных условиях.

— На ваш взгляд, чего не хватает сейчас в отечественном законодательстве, чтобы оно стимулировало развитие медицины, фармацевтики, исследований?

— Я считаю, что нам не хватает производственного досье. Когда мы продаем лекарственные препараты во всем мире, мы продаем две части. Первая часть — это производственная часть досье, это то, как мы ведем это производство, на основании которого можно судить о технологическом уровне производства препарата. И вторая — это фармацевтическая часть, которая описывает продукт. Вот в России почему-то пока еще до сих пор только описание продукта подается, а как он делается, никто не знает. Поэтому здесь, конечно, требуется, действительно, вводить нормы, продавать именно производственную часть. 

— Министр здравоохранения Вероника Скворцова в начале года отметила, что онкология и борьба с ней являются сейчас абсолютным приоритетом для здравоохранения. Какие  исследования есть у "Биокада" в этом направлении?

— Очень интересный вопрос. Вы знаете, Биокад в принципе специализируется на создании онкологических препаратов, это одна из наших ключевых компетенций. Это первый раз в условиях современной России, что отечественная компания стала поставлять больше лекарственных препаратов в области онкологии, чем иностранные компании. Такого не было никогда. Мы должны работать на опережение, создавать новые молекулы, которые еще только придут к нам на рынок. Они должны быть оригинальными, под патентом, и они должны быть не хуже, а даже лучше.

Есть еще одно направление, о котором Вероника Игоревна говорила, таргетные и геннотерапевтические препараты. Препараты нового поколения, которые приходят на смену уже традиционной химиотерапии. Здесь у нас действительно есть очень много заделов. Мы очень активно поднимаем эту технологию в стране. Мы считаем, что она может стать целой такой платформой технологии. Это создание таргетных клеток.

— Как это работает?

— Таргетные клетки — это клетки, которые запрограммированы генно-инженерным способом, чтобы убивать онкологические клетки. Их перепрограммируют инженеры в наших лабораториях и возвращают обратно человеку, чтобы они убивали опухоль. Это очень дорогостоящая технология. Здесь, конечно, стоит вопрос о том, как это будет возмещаться, как за это будут платить.

Например, в США у компании, которая стала первооткрывателем такого типа препаратов, сейчас цена $480 тыс. за одну процедуру. Если вы сюда добавите еще стоимость содержания в госпитале, сопутствующие услуги, будет миллион, миллион долларов. Да, это много, но человек живет, и он живет не от терапии к терапии, а он хорошо отвечает на терапию и дальше живет. Наступает излечение. Это фантастические вещи. Они скоро придут.

— А сколько вообще на исследования тратите?

— Мы тратим очень много для отечественной компании. В этом году бюджет исследовательского  подразделения — это 3 млрд100 млн рублей. 3 млрд рублей мы тратим.

В прошлом  году мы потратили 2 млрд 600 млн. То есть у нас исследовательский бюджет от 15 до 20% всегда составляет. Мы много лет тратим столько денег. 

— Сколько вы из этой суммы тратите на исследования в области борьбы с онкологией?  

— Я думаю, что на исследования, связанные с онкологическими препаратами, 70–80%.

— Как скоро новый препарат может поступить на рынок? 

— Думаю, что в начале следующего года будет препарат для лечения меланомы, первый отечественный ингибитор на рынке в России. Четыре года это разве много для такого? Это совсем мало. В фармацевтике вообще очень дикие циклы. Мы должны торопиться.