Начало оккупации
До начала войны Чеслав Левандовский жил с родителями в варшавском районе Марымонт. Он был старшим из шести детей.
Сентябрь 1939 года начался для семьи Левандовских, как и для всех жителей Варшавы, с бомбардировок, в том числе снарядами с белым фосфором, после которых повсюду начинались пожары.
В атмосфере близости фронта и непрерывных бомбежек первых недель войны перестали работать магазины, еду городским жителям приходилось искать на ближайших огородах. Наступили холода, угля для отопления стало не достать. Но хуже всего оказалось то, что на улицы вышли немецкие патрули. "Каждый день мы проживали под угрозой смерти. Выходя из дома, никто не знал, вернется он или нет. Его могли поймать на улице, забрать из трамвая или автобуса и просто расстрелять у стены", — говорит Левандовский.
"Это была дикость. Немцев много лет готовили к тому, что они лучшие. Система воспитания людей в атмосфере ненависти к другим дала свои плоды во время войны. Война — самое глупое и жестокое явление в истории человечества, которое разрушает все", — рассказывает он.
Весной 1940 года нацисты расстреляли отца Чеслава, а вскоре после этого, отправившись на поиски заработка, пропала мать. Вся забота о маленьких братьях и сестрах легла на плечи 12-летнего мальчика. "Я все время думал о том, что должен их накормить. Все, что можно было заработать, я тратил на муку грубого помола, из которой варил что-то вроде каши и кормил детей и себя", — вспоминает Левандовский.
Так продолжалось почти полтора года, пока об оставшейся без родителей семье не узнали в существовавшей в оккупированном городе благотворительной организации и не распределили детей по детским домам, где условия были немного лучше. Устроив четырех сестер и брата, Чеслав из своего детдома бежал и начал жить самостоятельно.
Подполье
Чтобы выжить, дворовые мальчишки Марымонта начали обкрадывать немецкие железнодорожные составы, сбрасывать с идущих по рельсам вагонов уголь, уворачиваясь от охранников. Многие погибали во время этих набегов.
В 1942 году Чеслав с компанией ребят попал в подпольную организацию харцеров (польский аналог скаутов — прим. ТАСС), вступив в группу под названием "Серые ряды". "Были задания разведывательного толка, наблюдение за вокзалами и аэропортом... Несколько раз меня использовали как связиста, отправляли с посылками в разные места".
"Два раза мне довелось побывать в Варшавском гетто. Это нельзя описать, — рассказал Левандовский. — Улицы были забиты людьми, которые лежали просто на земле, были уже мертвы или умирали. Гетто было переполнено, на его небольшой площади жило более полумиллиона евреев".
Варшавское восстание
В августе 1944 года во время Варшавского восстания Чеслав охранял госпитали, патрулировал улицы, принимал участие в боевых действиях и чудом остался в живых.
"Нас послали в атаку через пустырь у Гданьского вокзала. До него было 500 или 700 метров открытой площади. Мы успели пробежать лишь 200, самое большое 300 метров до того, как немцы открыли по нам шквальный огонь. Там было 11 или 12 бетонных бункеров со скорострельными карабинами. Не знаю зачем, но такая атака была проведена вновь на следующий день. Приказ есть приказ. Результат был такой же. Это было явное истребление повстанцев, преступление по отношению к тем молодым людям, за которое так никто и не ответил. Погибло более 600 человек. Намного больше было раненых, многие из которых потом умерли, не получив необходимой помощи", — рассказывает о страшных днях ветеран. "Это было безрассудство, осознанная резня, у которой с самого начала не было шансов на успех".
Левандовский считает, что Варшавское восстание было политическим шагом, продиктованным желанием установить власть в столице до прихода Красной армии.
Концлагерь
Во время одного из патрулей Чеслав попал в окружение в районе, где немцы начали выселять жителей. Ему пришлось спрятать оружие, снять повязку повстанца и отправиться на селекцию вместе с остальными жителями. Два дня он провел в забитом ничего не понимающими людьми вагоне без еды и воды. "Наш вагон открыли только в Штуттгофе. Тогда я уже знал о разных концлагерях, но ничего не слышал об этом месте, которое, как оказалось, было первым концлагерем, организованным на польской территории уже в сентябре 1939 года. Там я перестал быть Чеславом Левандовским, став номером 76152".
В первый месяц в карантине новых узников учили, как вести себя в лагере, заставляли кланяться немцам, снимая шапку. "Весь этот режим был ориентирован на то, чтобы заключенные забыли, что они люди, забыли, что можно выйти из лагеря, забыли о своей личности и помнили только о том, что немец или капо — их господин", — рассказал ветеран.
Позднее Левандовский попал в один из подлагерей Штуттгофа в Эльблонге. Там узникам приходилось каждый день маршировать на работу через весь город по 5–6 км, а потом долгие часы простаивать на перекличке. "Это была тяжелая работа. Оттуда выходишь как пьяный, не знаешь, то ли ты шатаешься, то ли мир вокруг. Случалось, что люди просто падали у станков или по дороге. Их добивали, но тело нужно было доставить как лагерный номер", — отметил он.
Однажды из колонны убежали несколько узников. Всем остальным пришлось сутки стоять на 15-градусном морозе, дожидаясь, пока тела всех сбежавших доставят обратно в лагерь. В тот день погибла половина узников.
Освобождение
В январе 1945 года, когда Красная армия уже освобождала Польшу, немцы начали эвакуировать лагерь. "В нашей колонне было 1200 человек. Мы шли в простых робах по снегу много дней, останавливаясь на ночлег где попало. Бушевал тиф и другие болезни. Если кто-то отставал от колонны, его сразу же убивали — расстреливали, забивали палкой или натравливали собак. Весь наш путь был усеян умершими", — рассказал Левандовский.
Только в середине марта колонна уцелевших, которые два с половиной месяца бродили по северной части Польши, услышала гул приближающихся советских танков. "Немцы бросились врассыпную. Танкисты остановились и начали их ловить, расправляясь на месте. И это было правильно, потому что узники не могли. Оставшиеся в живых были живыми трупами. Я шел только потому, что знал, что если остановлюсь, то это будет конец", — рассказал ветеран. К тому моменту из 1200 человек в живых осталось только 200.
Красноармейцы вскоре прислали за истощенным мальчиком санитарку, которая отвезла его во фронтовой госпиталь под Лемборгом, где он неделю был без сознания. "Мне было 16 лет, и я весил 35 кг. В той больнице для меня сделали очень много, заботились, как о младенце. Как врачи, так и пациенты, многие из которых лишились ноги или руки, делали все, чтобы любыми способами заставить меня не вспоминать о пережитом в концлагере. Два месяца меня лечили, а когда я окреп и встал на ноги, отправили домой, одев в чистое и снарядив провизией", — с благодарностью вспоминает Левандовский.
Память
"Для меня 17 января всегда было праздничной и торжественной датой. Потому что это дата освобождения столицы, за которую мы сражались", — сказал Левандовский. Он и его ветеранское окружение уверены, что советские войска действительно освободили Варшаву. "Отношения наших стран сейчас не самые лучшие. И мне жаль. Но мы делаем все, что можем. Возлагаем цветы, отдаем дань памяти тем, кто со всей уверенностью ее заслужил", — добавил ветеран, назвав преступлением продолжающийся в Польше в последние годы снос памятников солдатам Красной армии.
По словам Левандовского, история переписывается в Польше в последние 30 лет. "Этой отвратительной и лживой пропагандой пропитаны уже два поколения, которые получают эти односторонние знания в школах, по радио и телевидению", — отметил он.
"Нельзя опровергнуть, что нашу страну освободила советская армия, потому что это факт, это правда. Благодаря Красной армии мы получили свободу и будущее, — уверен Левандовский. — Ранее все в Польше понимали, а сейчас помнит только старшее поколение, что было бы с нашей страной, если бы не было освобождения".
Ветеран надеется, что со временем ситуация нормализуется и в Польше смогут просто принять свою историю такой, какая она была.
Ирина Полина