28 марта 2022, 12:00
Статья

Призраки прошлого: почему экономисты вспоминают стагфляцию 1970-х годов

Всплеск цен на сырьевые товары, сопровождающийся высокой пандемической инфляцией, — экономисты увидели признаки стагфляции и заговорили о ее возможном возвращении еще в 2021 году. С чем-то подобным мировая экономика уже сталкивалась — в 1970-х годах. Насколько она сейчас близка к тому, чтобы повторить тот опыт?
Производство долларовых банкнот в Вашингтоне, 1970-е годы. Jean-Louis Atlan/ Sygma via Getty Images
Производство долларовых банкнот в Вашингтоне, 1970-е годы

Ранее предполагалось, что в 2022 году мировая экономика окончательно оправится от шока пандемии и ее лидеры — Европа, Китай и США — вернутся на траекторию, по которой двигались до того момента. Но спустя месяц после начала Россией специальной военной операции на территории Украины и последовавших за этим беспрецедентных западных санкций эксперты начинают уже более уверенно обрисовывать сложившуюся экономическую реальность. 

Что такое стагфляция?

Термин, по сути, представляет собой объединение слов "стагнация" и "инфляция". Это ситуация, когда одновременно сочетаются депрессивное состояние экономики — стагнация — и высокие темпы роста цен — инфляция. И все это еще нередко на фоне высокого уровня безработицы. 

До 1970-х годов академическое сообщество сомневалось в возможности такого явления. Многие экономисты были уверены, что рост цен и безработица находятся в обратной зависимости друг от друга. Мол, увеличение спроса на товары приводит к росту цен, что побуждает фирмы расширяться и нанимать больше сотрудников. Но 1970-е годы поколебали эту уверенность. Пики того кризиса пришлись на середину десятилетия, когда инфляция в США превышала 9%, безработица — 8%, и на самое начало 1980-х годов — с инфляцией больше 12% и безработицей около 7%.

"Возвращение" стагфляции предрекали уже не один раз за последние несколько десятилетий. Но до сих пор такие эпизоды оставались скорее локальными историями отдельных экономик.

Почему о стагфляции снова заговорили?

Явным признаком стагфляции с учетом практики 1970-х годов многие экономисты называют рост цен на энергоносители на фоне мягкой кредитно-денежной политики мировых финансовых регуляторов. 

Так было в 1973 году, когда ОПЕК ввела нефтяное эмбарго в отношении коллективного Запада. Многократный рост цен на нефть тогда привел к возросшим издержкам для потребителей, которые в итоге столкнулись с очередями на заправках. 

Облегчение от отмены эмбарго в 1974 году продлилось недолго: исламская революция в Иране спровоцировала вторую волну высоких цен на энергоносители в конце десятилетия.

При этом мировые центробанки тогда больше волновались о безработице, чем об инфляции. 

Но, казалось бы, стагфляция 1970-х годов воспитала поколение руководителей центробанков, которые как раз ставят во главу угла инфляцию, пишет The Economist. Тем не менее после кризиса 2008–2009 годов в развитых странах фокус их внимания вновь сместился на безработицу, а последние годы характеризовались мягкой кредитно-денежной политикой, которая обернулась программами стимулирования в 2020 году — в экономики отдельных стран и мировую как следствие вливались триллионы долларов для борьбы с последствиями пандемии. 

В результате в 2021 году инфляция стала одной из главных экономических тем года. С первых же месяцев мировая экономика показала сильный рост потребительского спроса, который быстро столкнулся с неспособностью производства его обеспечить, ведь цепочки поставок так и не восстановились от влияния пандемии. И это привело к росту цен. При этом мировые регуляторы довольно долго называли высокую инфляцию временным явлением, связанным с быстрым отскоком глобальной экономики.

Но производство так и не оправилось в полной мере, что поставило под вопрос перспективы экономического роста. 

В тоже время мировой энергетический кризис — сначала в Азии, затем в Европе — в сочетании с растущим спросом привел к повышению цен на энергоносители во всем мире. А нынешнее геополитическое противостояние России и Запада только подстегнуло этот тренд. Так, если в конце 2021 года $120 за баррель прогнозировали где-то к середине 2022 года, то в итоге нефть марки Brent достигла этого уровня уже в марте и никого особо этим не впечатлила. Исторически так сложилось, что стагфляция часто сопровождалась нефтяными потрясениями, отмечали в The New York Times.

То есть к разгону инфляции и замедлению темпов экономического роста мировую экономику подталкивает ряд взаимосвязанных факторов, которые остались еще с пандемии: 

  • распространение коронавируса, его новых штаммов и меры по их ограничению;  
  • нарушение мировых цепочек поставок, так полностью и не решенное с 2020 года, а в 2022 году усугубившееся геополитическим противостоянием и санкциями;
  • рост цен на энергоносители. В начале марта США объявили об отказе от российских энергоресурсов, а ЕС разработал план — до конца года снизить зависимость от российского газа на 67% и полностью отказаться от российских нефти, угля и газа к 2030 году.

Впрочем, эксперты предостерегают от прямого сравнения 1970-х и 2020–2022-го. Как минимум и инфляция, и безработица сейчас еще уступают пиковым уровням стагфляционного кризиса 40-летней давности. 

Этой же позиции придерживается и лауреат Премии по экономике памяти Альфреда Нобеля Пол Кругман. По его словам, 40 лет назад инфляция в экономике была "укоренившейся", то есть предприятия, работники и потребители принимали решения, будучи убежденными, что высокая инфляция сохранится еще на много лет вперед. А это приводило к тому, что та становилась "самосбывающимся пророчеством" — предприятия повышали цены в ожидании, что все остальные тоже поднимут цены. Сейчас же, по словам Кругмана, мало кто ожидает, что высокие темпы роста цен задержатся настолько долго.

Также важное отличие нынешнего времени от 1970-х — центробанки не забыли, как справляться с инфляцией.

Кто предупреждает о стагфляции? 

Издание Bloomberg еще в 2021 году сообщало, что на Уолл-стрит все обсуждают угрозу стагфляции. Тогда сравнение с 1970-ми годами не согласовывалось в части стагнации — рост мирового ВВП в минувшем году составил 5,9%, по оценкам Международного валютного фонда (МВФ). Тогда же осторожные опасения о повторении ситуации 1970-х годов высказывал глава Федеральной резервной системы (ФРС) США Джером Пауэлл. Видел риски стагфляции мировой экономики и глава российского Минфина Антон Силуанов.

Но в 2022 году ситуация изменилась. И теперь в том, что кризис на территории Украины в течение следующего года приведет к глобальной стагфляции, уверено абсолютное большинство из 81 европейского и американского экономиста, опрошенных IGM Forum.

"Это классический негативный шок предложения. Как мы знаем с 1970-х годов, эти потрясения повышают инфляцию и сокращают объем производства", — отметил в этом опросе специалист из Университетского колледжа Дублина.

Сменили точку зрения и те, кто недавно оценивал ситуацию в мировой экономике более оптимистично. Осенью 2021 года к ним относились глава МВФ Кристалина Георгиева и главный экономист фонда Гита Гопинат. Еще чуть больше месяца назад президент Европейского центрального банка (ЕЦБ) и бывшая руководительница все того же МВФ Кристин Лагард предсказывала, что рост еврозоны должен восстановиться в 2022 году. Но она изменила позицию, заявив, что нынешние события "представляют значительные риски для роста".

Сложно ли бороться со стагфляцией? 

Для центробанков борьба со стагфляцией особенно сложна. Потому что инструменты, которые они применяют для решения одной проблемы — высокой инфляции или низкого экономического роста, как правило, усугубляют другую. Так, стимулирование спроса и потребления только подталкивают инфляцию вверх. И наоборот, повышение процентных ставок для снижения инфляции наносит ущерб экономическому росту, так как тормозит кредитование и инвестиции.

С учетом и без того низких ставок и максимального объема покупок активов (на конец 2021 года) у ведущих центральных банков не так много возможностей для маневра. Усиление стимулирующих мер только спровоцирует дальнейшее давление цен, а вот ужесточение усилит любое замедление мировой экономики. 

Но именно борьба с инфляцией сейчас в приоритете. Так, ФРС в середине марта повысила ключевую ставку до 0,25–0,5%. Большинство членов комитета, принимающих решение о ставке, ожидают, что в 2022 году она достигнет 1,75–2%. Кроме того, высказываются прогнозы о 3,5–3,75% в 2023–2024 годах.

Что дальше?

Мировая экономика все еще находится на уровне такой неопределенности, что экспертным организациям сложно представлять общественности стандартные глобальные экономические прогнозы. 

Наихудший сценарий, который пока не реализуется, — прекращение поставок российских энергоносителей в Европу. Главный экономист Goldman Sachs Ян Хатциус считает, что потенциальный запрет ЕС на импорт российских энергоносителей приведет к сокращению производства до минус 2,2% и вызовет рецессию в еврозоне.

ОЭСР, по данным Financial Times, подсчитала, что стимулирующей политики в Европе и Китае при одновременном сдерживании в США было бы достаточно, чтобы вдвое сократить прямые экономические потери. И это не способствовало бы разгону инфляции, если бы было нацелено на самые бедные слои населения, которые сильнее всего страдают от высоких цен на продовольствие и электроэнергию. 

В ГК "Финам" предполагают, что сильнее стагфляция может ударить именно по Европе — из-за ее большей, чем у США, зависимости от импортных энергоресурсов и территориальной близости к Украине. Так, по некоторым оценкам, Brent по $120 за баррель может снизить экономику ЕС на два процентных пункта, а США — на один. 

ЕЦБ, в свою очередь, в базовом сценарии не прогнозирует рецессию, поскольку "рынок труда еврозоны силен, а пандемия отступает", говорит Кристин Лагард. Но неопределенность слишком велика, поэтому эксперты продумали два альтернативных сценария: неблагоприятный и экстремальный. При неблагоприятном развитии событий темпы роста экономики ЕС могут снизиться до 2,3%. Экстремальный сценарий предполагает инфляцию 7,1% по итогам текущего года. Между тем она уже побила рекорд за всю историю наблюдений Евростата, достигнув в феврале 5,9%.

Впрочем, точность экономических прогнозов с конкретными цифрами нередко хромает. Так что реальные последствия для мировой экономики удастся оценить позднее.

Арина Раксина