Евгений Миронов: опасная тенденция — говорить, что у нас особый путь

3 марта Государственный театр наций под руководством народного артиста РФ Евгения Миронова запустил уникальную программу "Достоевский 200", посвященную юбилею великого русского писателя. О том, кому в первую очередь адресован проект, и о месте Федора Достоевского в своей личной судьбе рассказал в интервью ТАСС худрук Театра наций Евгений Миронов. Он оценил работу театра в период пандемии, помощь властей и благотворительных фондов, а также поделился мнением о том, когда сфера культуры сможет вернуться к нормальной творческой жизни. 　

— Евгений Витальевич, поясните, почему проект "Достоевский 200" родился именно в Театре наций?　

— Во-первых, потому что Достоевский — наш постоянный автор. К примеру, Максим Диденко сделал "Идиота" с Ингеборгой Дапкунайте, совсем недавно мы выпустили "Страсти по Фоме" Евгения Марчелли с Авангардом Леонтьевым в главной роли. Так или иначе, я считаю, что, если в репертуаре нет Достоевского, театр обеднен. Поэтому все наши мечты, во всяком случае, большую их часть, мы воплотим сейчас, в программе "Достоевский 200". Нам захотелось посмотреть на классику глазами молодого поколения. И с помощью новых форматов, свойственных ему. Поэтому получился такой разброс видов искусств и жанров — сторителлинг, опера, квиз, киноальманах. Это все язык молодого поколения, на котором ему очень органично говорить. Но говорить, безусловно, о Достоевском. 　

— Интересно, а сколько ролей по Достоевскому сыграли вы сами?　

— Мое первое соприкосновение с Достоевским было в дипломном спектакле "Преступление и наказание". Роли у меня не было никакой. Единственное, что я делал, — произносил религиозные тексты и ходил со свечой. Но так к этому серьезно отнесся, что знаменитый критик Инна Натановна Соловьева до сих пор говорит, что это моя лучшая роль. "Бессловесный" проход мой очень сильно на нее подействовал. 　

Читайте также

Театр наций запускает программу "Достоевский 200" к юбилею писателя

Следующий раз я соприкоснулся с Достоевским при интересных обстоятельствах. Дело было в Париже, я готовился к съемкам французского фильма Petit lala, где должен был играть главную роль — русского эмигранта. Занимался боксом, учил французский язык… И звонит мне Валерий Фокин с вопросом, свободен ли я. Я отвечаю, что нет, у меня начинаются съемки, длительные, два месяца. Он говорит: "Жалко". — "А что такое?" — "Я вот начинаю "Карамазовых" в "Современнике" репетировать, и роль Ивана мне хотелось бы предложить тебе". Я промучился ровно день и ночь, и на следующее утро, прервав контракт с французами, вылетел в Москву. Это стало этапным решением. Потому что я вышел из амплуа мальчиков-одуванчиков, которых до этого играл. Другой режиссер предложил бы мне Алешу Карамазова, но не Валера… Он увидел во мне потенциал. И разрушение своих собственных внутренних границ позволило мне стать другим артистом после этой роли. Я в этом уверен. Так меня "ломали" и Валера, и Достоевский, что вышел я из этого боя с потерями, но и с приобретениями. 　

После этого Фокин ставил "Бобок" Достоевского в Театре Табакова, где я тоже играл. 　

А потом пошли уже киноистории. Это, конечно же, Мышкин в "Идиоте" Бортко, потом сам Федор Михайлович в сериале Владимира Ивановича Хотиненко. И там уже были другие сложности. Но как-то так иду по жизни с Достоевским, если, конечно, он не против. 　

А недавно у меня было потрясение. Я зашел в библиотеку имени Ленина (РГБ — прим. ТАСС), потому что готовился озвучить документальный фильм от лица Федора Михайловича. И для меня достали из сейфа его рукописи. И, самое главное, Библию, с которой он был на каторге. Это единственная книга, которую он тогда мог иметь. Карандаша у него не было, и особо важные моменты Федор Михайлович отмечал ногтем. Он зачитал эту Библию до дыр. Вот эти отметки ногтем я, с дрожащими руками, рассматривал.　

— Какую роль хотели бы сыграть? В театре или в кино?　

— Я никогда о ролях не мечтаю. Бессмысленное дело. Но, если говорить про мою возрастную градацию, безусловно, уже двигаюсь к отцу братьев Карамазовых. Это такая блестящая партитура. Музыкальная, с миллионом нюансов, с юмором, с сарказмом, сатирой. Но, мне кажется, пока еще рановато. (Смеется.)　

А если серьезно, то только театр такое позволяет. В кино необходимо результат выдавать на-гора. А такую роль нужно делать лабораторным путем, достаточно длительно, и серьезно к ней отнестись. 　

— Бытует мнение, что для больших артистов театр важнее, а кино — способ заработать. Все так?　

— Считаю, что кино — это все-таки удел молодых. Хотя посмотрел недавно "Дорогие товарищи" Андрея Сергеевича Кончаловского и нахожусь под большим впечатлением. Это так мастерски сделано — любой молодой режиссер позавидует. Вкусу, стилю, энергии, да и тому, как это снято. Но все равно именно молодая энергия рождает новые смыслы. 　

Театр — исследовательская работа. Она вне времени. Она останавливает время для того, чтобы погрузиться серьезно в тот или иной вопрос. И исследовать его. И тогда, если что-то рождается, это становится открытием. И для самих участников, и для зрителей. Поэтому театр всегда мне интересен. Это даже не часть моей жизни, это вся моя жизнь. На некоторые вопросы, которые утром себе задаю, я вечером отвечаю на спектакле. Это просто мой способ существования. 　

Читайте также

Театр сатиры в память об Андрее Миронове представит спектакль "Театральный стриптиз"

Но в кино у меня, конечно, есть интересные планы. Тем более, сейчас модный формат — сериалы. Качественные сериалы. Безусловно, волна пошла с Netflix, от американцев, потому что им нужна была возможность не идти на поводу у зрителя. Я имею в виду жуткие рамки, когда необходимо, чтобы каждые десять секунд что-то взрывалось и летало, иначе зритель в кинотеатры не пойдет. В сериале есть возможность подробно существовать. И конечно, мне в этом формате очень интересно. 　

Что касается финансовой стороны, то, разумеется, в кино платят больше, чем в театре. Это не обсуждается. Но я никогда не гнался за деньгами. Анализируя свою молодость, вспоминаю, как мы с Володей Машковым отказывались постоянно от кинопроектов, потому что нам был интересен театр. Вопрос денег не стоял ни разу вообще. Нам это в голову не приходило. Почему — не знаю. Нам, видимо, хватало этой небольшой зарплаты для молодых, начинающих артистов. Или запросов не было. Запрос был только один — самореализоваться, высказаться. Организм просто вибрировал от желания что-то сделать новое. Поэтому Володя начинал как режиссер, я — как артист в его спектакле. Потом мне очень необходим был глоток свежего, неведомого мне до этого воздуха. Я ушел к Петеру Штайну в международный проект "Орестея". Потому что это другой масштаб, другая культура. И до сих пор у меня выбора такого не стоит — заработать или заниматься искусством. Его нет. Просто всегда все делаю по любви. 　

— В этом году будет 15 лет, как вы возглавили Театр наций. Что можете назвать главным достижением на этом посту?　

— На самом деле, все-таки не я должен об этом говорить, а зрители, критики, актеры, молодые режиссеры, которые здесь проходят становление, иностранные режиссеры, которые приезжают сюда ставить свои спектакли. А еще все те, кто участвуют в наших "Театр наций FEST", и фестивале театров малых городов, и так далее. 　

Для меня Театр наций — это больше, чем театр, потому что театр делает только спектакли. Мы же много чем занимаемся и стараемся делать это профессионально. У нас молодая команда, нам все очень интересно. И на самом деле я предвкушаю этот маленький юбилей. А может, уже немаленький, 15 лет — это срок. Я все время щиплю себя за руку: "Не слишком ли мы успокоились? Не слишком ли мы в порядке?" Потому что у нас стопроцентные продажи, у нас есть события, которые интересуют и прессу, и зрителей. Но куда идти дальше? Вот на этот вопрос я хочу в ближайшее время сформулировать ответ. Безусловно, вместе с нашей потрясающей командой. 　

— Как Театр наций пережил пандемию? Понес ли убытки?　

— Я думаю, что карантин мы пережили вполне удачно. Потому что ни одну работу, которую мы не смогли весной выпустить, мы не закрыли. Над всеми проектами продолжалась работа, и осенью мы их практически все показали. У нас за осень вышло шесть премьер. 　

Читайте также

Премию "Гойя" за лучший фильм получила лента "Девочки"

Оценивая этот пандемический опыт, могу сказать, что, с одной стороны, он, конечно, печальный, а с другой стороны, там есть очень хорошие ресурсы, которые нужно использовать. Как раз репетиционный застольный период — он прекрасно может протекать в Zoom-режиме. Мы спектакль "Горбачев" Алвиса Херманиса готовили в Zoom. Дистанционно репетировали его два месяца. Потом, правда, на две недели я смог пробраться в Ригу и репетировал там. Но, когда мы выпускали его в Москве, режиссер на мониторе компьютера у себя видел репетицию и потом звонил нам с замечаниями. У нас не было прямой связи. В таком режиме мы и выпустили спектакль. Это было впервые в моей практике. Что удивительно, режиссер до сих пор не видел свой спектакль живьем. Но он уже имеет международный резонанс — о "Горбачеве" заговорили в Германии, Испании, Великобритании, Швейцарии, США, Канаде… И особенно приятно, что Михаил Сергеевич Горбачев, который буквально на днях отметил 90-летие, посмотрел нашу постановку.　

Конечно, как и все театры, за время пандемии мы понесли убытки. Мало того, у нас же артисты не на зарплате (в Театре наций нет постоянной труппы — прим. ТАСС). И многие актеры работают только в проектах Театра наций. Поэтому нам помогло Министерство культуры, за что я ему очень благодарен. Мы обращались с такой проблемой, и нам частично возместили ущерб. 　

— А как возвращаются зрители — с опаской или билетов не достать? Удалось ли уже выйти на окупаемость?　

— С заполняемостью зала у нас проблем как не было, так и нет. Сейчас разрешено заполнять зал только на 50%, и зрители раскупают билеты на месяц вперед. 　

Относительно окупаемости — вопрос очень непростой. Театр существует на разные средства: есть государственные субсидии, есть то, что мы сами зарабатываем, есть спонсорские деньги. Наши международные проекты весьма дорогие. И не только международные. У нас режиссер Максим Диденко ставит сейчас "Левшу" Лескова, где партию Блохи будет танцевать Диана Вишнёва. Сценографию делает Мария Трегубова. Это серьезный большой спектакль с достаточно внушительным бюджетом. Исключительно государственных субсидий не хватает. К тому же в этом сезоне мы выпускаем, по-моему, 11 премьер. Это колоссальная работа и большое напряжение для всего коллектива. Мы это с радостью делаем, но, конечно, не хватает того заработка, который театр получал от продажи даже 100% билетов. Однако мы пытаемся сводить концы с концами. 　

— Сценические профессии оказались наиболее уязвимыми в период пандемии. Этот вопрос рассматривался и на заседании Совета по культуре при президенте. Продолжается ли помощь учреждениям культуры? Достаточна ли она? Рассматриваете ли возможность какой-либо помощи представителям профессии по линии фонда "Артист"?　

— Знаете, я на самом деле не ожидал такой профессиональной и очень скорой помощи. В буквальном смысле. От государства, от Министерства культуры. На Совете по культуре поднимался вопрос о госзадании, и потом я задавал его уже в правительстве, потому что последние годы это госзадание просто гробило творчество. Необходимо было выполнять план, а план был уже зашкаливающий. И вот сейчас мы, федеральные театры, обратились с просьбой поменять это государственное задание. Потому что так дальше работать просто невозможно.　

На Совете по культуре также поднимался вопрос помощи частным театрам. У них есть свои проблемы, но у них есть и свои преимущества. Без частных театров театральная картина будет неполноценной. А они оказались в самом уязвимом положении, им неоткуда было ждать помощи. И я очень рад, что сейчас для них предусмотрен грант. В ближайшее время Совет по культуре соберется по поводу присуждения молодежных Государственных премий.　

Что касается фонда "Артист", где я являюсь соучредителем, то он существует уже больше десяти лет. Раньше мы помогали артистам и нашим коллегам в области культуры только в Москве, потом возник филиал в Санкт-Петербурге, а теперь это уже около 70 городов. Сначала это была помощь коллегам из театров малых городов, а теперь уже и городов-миллионников. География значительно расширилась. Поскольку этот фонд "на ногах", и там есть мои замечательные коллеги, которые рядом, — это Маша Миронова, Игорь Верник, Наташа Шагинян, Леонид Ярмольник — я частично переключился на другой фонд, где также являюсь соучредителем. Это фонд "Жизнь в движении", он помогает детям с протезированием рук и ног.

Так вот, каждый год в Театре наций проходит концерт "Жизнь в движении", который посвящен разным темам. Иногда в них участвуют сами подопечные фонда и известные артисты, в том числе певцы, музыканты. Сейчас мы наметили такой благотворительный концерт на сентябрь. 50% заполняемости зала невыгодно для таких мероприятий, сборы выходят совсем небольшие. Поэтому, если в сентябре будет 100%, я надеюсь, у нас пройдет благотворительный вечер в "Зарядье".　

— То есть вы считаете, что мы вернемся к нормальной жизни в сентябре?　

— Конечно. Я верю в это. Слушайте, во время Великой Отечественной войны и блокады в Ленинграде работала филармония. У меня есть ориентир. Ну что мы жалуемся? Мы не в тех условиях, далеко не в тех. Как-то глупо сидеть и горевать по этому поводу. Да, корректируются планы. Ну и что? Жизнь продолжается. Ничего страшного я в этом не вижу.　

— Недавно соцсети и околокультурное пространство "взорвал" манифест Константина Богомолова. Читали? Согласны с тем, что у нас, как всегда, свой путь?　

— Я не люблю манифесты. Со времен, когда я играл Владимира Ильича Ленина и изучил очень много всякой документальной литературы. Манифест — это все равно какие-то границы. Вот я люблю без границ существовать. Это дает свободу мне как художнику. Поэтому я ни за какие манифесты не голосую. Но Костя сформулировал свое мнение. С чем-то я согласен, с чем-то не согласен. Но я уважаю его точку зрения.　

— И последний вопрос. Какой вам видится дальнейшая судьба Кирилла Серебренникова, которому не продлили контракт в созданном им "Гоголь-центре"?　

— За Кирилла я спокоен, потому что он очень талантливый человек и идеи, которые он генерирует, обязательно найдут свое воплощение. Но, как мне кажется, к сожалению, не в нашей стране. Обидно, что большой режиссер, который очень много мог бы еще сделать полезного для российской культуры, скорее всего, будет работать за границей. А театр его прочно стоит. Он заварен на такой правильной энергии, что его так сразу не развалить. Там ведь уже не просто артисты, там — личности, они поведут этот паровоз. Вот только как долго это продлится, никому неизвестно. 　

Беседовала Ольга Свистунова