Премьера мистического хоррора режиссера Игоря Волошина "Медея" состоялась еще в декабре прошлого года — картину показали в конкурсе Первого открытого российского фестиваля авторского кино "Зимний". Теперь ленту может увидеть любой желающий, "Медея" идет в кинотеатрах с 16 марта. В центре хоррора, название которого неслучайно отсылает к одноименной трагедии Еврипида, — парикмахерша Лиза, которая после развода живет вместе с двумя маленькими сыновьями и котом. Однажды к героине приходит незнакомая женщина и, представившись ее тетей, сообщает о родовом проклятье — дети Лизы должны умереть. Уверенная, что таким образом бывший муж пытается напугать ее и отобрать сыновей, Лиза вместе с детьми уезжает из города.
В интервью ТАСС режиссер Игорь Волошин рассказал, почему его "Медея" — это совершенно новая история, а не просто современное прочтение античного мифа, чем ему не нравится "Реинкарнация" Ари Астера, и поразмышлял, можно ли снять современный фильм ужасов без скримеров.
— Игорь, начну с самого волнующего вопроса при просмотре фильма. На съемках "Медеи" никто же из котов не пострадал?
— Никто из животных не пострадал. Самое смешное, что я вспомнил о необходимости указать этот титр, когда мы уже практически закончили постпродакшн. Я говорю: "Подождите, а где он?" В итоге его разместили по центру, среди других фамилий и названий. Мы любим животных и стараемся, чтобы с ними все было хорошо.
— Первые зрители оценили фильм на фестивале "Зимний" в конце прошлого года. Во время кризиса кинопоказа и сокращения количества соцсетей все очень надеются на сарафанное радио. Поэтому особенно интересно, как картину приняла публика в декабре?
— Если честно, не знаю, как та публика приняла. Я все время работаю, и для меня важен все-таки результат, который живет как раз этим сарафанным радио. После премьерного показа (14 марта — прим. ТАСС) мне позвонили несколько критиков. Если раньше они говорили о моих фильмах много и с разным эмоциональным включением, то в этот раз было состояние какого-то ступора и шока. "Фильм сильный. Мы пошли думать", — так это было. Но всякий раз, когда ты говоришь о своих работах, это все равно создает предвзятое ощущение. Поэтому сейчас я цитирую других людей. Мне так комфортнее и честнее.
— Но критики все же отличаются от обычных зрителей, которые пойдут на "Медею" в кино.
— Если говорить о том, что до меня доходит, то там есть страх. Зритель о нем говорит, я этому рад. Это же очень тонкий инструмент. Пользоваться простейшим подбором скримеров, пугать зрителя переходами из одного формата звука в другой и бить его по голове этими эффектами — это довольно дешево. Мне кажется, никто уже не делает такие хорроры. А здесь людям страшно, людям бытийно страшно, и это главное. Цель достигнута.
— А фильм ужасов можно снять без скримеров?
— Мне кажется, современные фильмы ужасов должны быть без скримеров. Зритель уже натренирован, как многоборец, перестает реагировать на такие штуки или относится к ним с долей юмора. Мы в "Медее" пытаемся дать понять, что существует нечто неведомое, что проникает в жизнь каждого человека в любой квартире, при этом уходя от какого-то готического представления, что условный призрак обязательно материализуется. Нет.
Все, что находится в твоей голове, вокруг тебя, в ежедневных проблемах, и создает этого монстра, который в итоге тебя и поглощает
— Вы как человек, для которого участие в фестивалях стало рядовым делом, можете сказать, влияет ли фестивальная история или логотипы с ветками, львами или медведями (символы Каннского, Венецианского и Берлинского кинофестивалей — прим. ТАСС) на постерах на интерес к фильмам? Или это важно только их создателям и снобам?
— Думаю, что эта история приводит в кинотеатр дополнительно 50 человек, не больше. Фестивали работают как инфоповод, но картина сама должна себе дорогу прокладывать. Очень часто эти моменты просто непостижимы: почему одно кино выстреливает, становится кассовым и культовым, а другое такое же не доходит до этих рубежей? Это и есть тот самый религиозный мистицизм кинематографа. И это еще и сложный бизнес. В свое время мне довелось общаться с Алексеем Балабановым и с Сергеем Сельяновым, с которым я дебютировал. Сергей Михайлович мне тогда сказал: "Знаешь, приходят на Балабанова в кино — на позднего Балабанова, — но это еще плюс какое-то количество людей, это крохи. Притом что у него статус культового режиссера". То есть это никак не влияет на сборы, хотя казалось бы.
С фестивалями сложно. Сегодня уже не так просто собрать логотипы серьезных фестивалей, фестивалей категории "А", которые вы перечислили. Сегодня есть определенные ограничения, потому что сейчас к нашему кино есть предвзятое отношение. Да, участие фильма в фестивалях приводит какую-то аудиторию, но для меня это лотерея. Это даже не соревнования, все очень сильно от них отличается. Я занимался профессиональным спортом, там ты либо победил, либо нет. В случае кино мне кажется, что люди часто настроены на просмотр рецензий и на наличие у фильма призов. В этом случае зрители сами себя делают сиротами, сами себя обворовывают. Для того чтобы понять, что ты смотришь, не обязательно читать то, что про это кино пишет человек за деньги. Ты просто должен идти и смотреть.
— Сценарий к фильму написал Василий Сигарев. Есть ощущение, что картина могла стать финальной частью в его условной трилогии вместе с "Волчком" и "Жить". Насколько я знаю, изначально он планировал быть на "Медее" как режиссер. Как вы попали в этот проект?
— Здесь надо отметить, что Василий Сигарев — выдающийся русский драматург — является моим хорошим приятелем. Как я — его поклонник, так и он — мой. Когда-то мы ездили вместе по фестивалям со своими картинами. У него были "Жить" и "Волчок", у меня тогда были фильмы "Я" и "Бедуин". Ты по всему миру сталкиваешься с парой режиссеров, которые в тот год сделали классные картины, которых приглашали на фестивали. Сталкиваешься с этими ребятами, словно на гастролях. Каким-то таким образом мы с Васей и сошлись.
Естественно, Вася писал сценарий "Медеи" для себя. Когда он решил ее не делать, то обратился ко мне. Сказал, что у него есть крутая история, и предложил мне ее снять, снять в ней Ольгу (Симонову, актрису и исполнительницу главной роли в фильме "Медея", супругу Волошина — прим. ТАСС) в таком тандеме, как обычно Вася снимает Яну (Троянову, актрису, сыгравшую в фильмах Сигарева "Волчок", "Жить", "Страна ОЗ" — прим. ТАСС). И это замечательно, это живой процесс, который укрепляет киноиндустрию в целом. В каком-то смысле это история взаимоотношений двух авторов, которые исследуют жанр фильмов ужасов, доверяя друг другу самое дорогое. Это открытие новых ходов в драматургии, неожиданных развязок, неожиданных поворотов.
Чтобы удивить зрителя, ты должен долго просидеть над клавиатурой и пострадать. Создать кино не так просто, все получается через большой труд
— Вы уже на площадке меняли что-то из первоначальной задумки?
— Когда ко мне попадает история, она уже визуально и музыкально становится моей. Да, драматургическая конструкция остается практически нетронутой, но это уже не совсем Сигарев, понимаете? Это как пьеса Шекспира, которую ставит, например, Марк Захаров или Питер Брук. Это разное прочтение. Скажу сейчас довольно образно, но я не работаю с семечками. Рутинное мракобесие я вывожу на уровень условного Романа Поланского. Грубо говоря, это все становится фирменным кино. Не скажу, что модным — это плохое слово. Если мы вызываем духов в подвале, заваленном пивными бутылками, — это одна история. А если мы вызываем их у камина в современном доме, мы миксуем разнообразие красоты, которую нам дала история исследования загробного мира, проклятий, пришедших из потусторонних миров. Я делаю так. Я делаю микс времен в форме и драматургии.
— Но все же миф о Медее довольно часто находит отражение в искусстве, в том числе и в кино. Как минимум можно вспомнить Ларса фон Триера или фильм Пазолини с Марией Каллас в главной роли. В 2021 году "Медею" переосмыслил Александр Зельдович. Вы даже название менять не стали.
— Есть кислота H2SO4 (серная кислота — прим. ТАСС), которая может сильно навредить человеку, если попадет на его ткани. Так же и с человеческой душой, чистой и нетронутой. История Медеи прожигает ее так же, как эта кислота. Ты с этой историей живешь долгое время и думаешь, как такое возможно? Но художников, режиссеров притягивает не только поступок героини, которая мстит своему мужу и убивает их детей. Здесь очень важен этот психологически непостижимый момент. Совершая этот поступок, Медея делает так же больно и себе. Но все это у нее также вызывает чувство радости и наслаждения — что она сделала больно мужу, ради которого положила всю свою жизнь, если мы говорим о первоисточнике. На секундочку, она уничтожила половину своей семьи. Поэтому тут все зависит от того, как на эту историю смотреть. Ее глазами, его глазами или глазами Василия Сигарева, который во всем этом увидел совершенно новую формулу. Я недаром упомянул про театр. Сколько можно ставить Чехова? Всегда. Сколько можно ставить Шекспира? Наверное, всегда. Потому что круче ничего нет.
— Еврипид в своей одноименной трагедии изменил концовку мифа, сделав саму Медею злодейкой наивысшего уровня. У вас в фильме конец другие обороты принимает. Мы его раскрывать не будем, но почему не следовали уже ставшей классической истории?
— Есть очень важный момент, который надо было сразу обозначить. Мы не делали экранизацию "Медеи" Еврипида. Мы бы и название другое для фильма взяли, но именно оно точнее всего передает задумку. Тоже интересный момент, когда ты получаешь сегодня сценарий "Медеи" и думаешь, что действие будет просто перенесено в современный мир. Но это абсолютно новое прочтение, не перенос древнего и, возможно, уже отжившего свое время произведения. Это не современное прочтение "Медеи", это совсем другая история.
— Мне всегда казалось, что Медея — это в первую очередь женщина, которая решает сама распоряжаться своей судьбой. В фильме это распоряжение дошло до развалившегося брака, частых срывов на детях и вечерах с бокалом спиртного. Чем Ольгу Симонову привлекла роль такой достаточно противоречивой героини?
— Думаю, что, в принципе, Медею хотят сыграть все. Это как все хотят сыграть Гамлета. Ольга, например, читала "Медею" на втором курсе института как моноспектакль. Соответственно, эта постановка до сих пор в любых формах проявляется. Грубо говоря, тут уже на автомате: "Медея"? Классно".
То, что мы насыщаем героиню противоречиями, — это классический подход драматургии к созданию образа. Если вспомнить, что Медея делает в первоисточнике… Мне кажется, у нашей героини, которая выпивает, с поступками попроще, чем у еврипидовской (смеется).
Не обязательно любить главного героя или главную героиню. Почему мы должны их любить? Они разве должны быть комфортными? Наверное, нет. Они должны быть сложными
— Насколько я знаю, съемки проходили в Санкт-Петербурге. Петербург очень часто фигурирует в ваших фильмах, хотя это не ваш родной город. Почему ему всегда столько внимания?
— Раньше у меня от этого города была зависимость. Я чувствовал, что болен энергией этого города, меня туда тянуло. Но какого-то специального подхода — каждый свой новый фильм снимать в Питере — у меня нет. В этом случае он больше всего подходил, было удобно и с точки зрения производственных моментов, и с точки зрения задач, поставленных текстом. А так, помимо прочего, в Петербурге я начал свою карьеру. Мне там всегда хорошо работается.
— У Ари Астера в "Реинкарнации", которую я вместе с фильмом "Другие" вспоминала во время просмотра, бюджет составил $10 млн, или около 700 млн рублей, если считать по курсу тех лет. На сайте ЕАИС (Единая федеральная автоматизированная информационная система сведений о показах фильмов в кинозалах — прим. ТАСС) подглядела, что бюджет "Медеи" чуть превышает 86 млн рублей. Сложно ли снимать фильмы ужасов при скромных для кинопроизводства средствах? Или, напротив, чем меньше, тем камернее?
— Сложно, конечно. Но не потому, что "дайте больше денег, и мы круче снимем". Действительно, это очень маленький бюджет, но такие ограничения часто работают в плюс. Это всегда будоражит к каким-то открытиям. Ты находишься на пределе своих креативных стратегий и самопрокачек, чтобы открыть ту или иную сцену или вообще найти какой-то интересный ход и оформить язык повествования истории. Почему здесь мне казалось, что денег должно быть больше? Потому что не хватало на то, чтобы реализовать задуманное в сценарии. Не буду раскрывать все, что было в тексте, но приходилось что-то выкидывать и где-то себя ограничивать. Но мы добились интересных ходов за счет решения по камере и работы со светом. Если ты все выстроишь правильно, то тебе будет достаточно двух ламп. Необязательно иметь огромную ферму и павильон на 6 тыс. кв.м.
Кстати, "Реинкарнация" мне не нравится, я так и не понял этот фильм. К тому же мне не было страшно, и я просто не верил происходящему. Но это как раз то, о чем мы с вами выше говорили. Про фильмы, которые становятся определяющими. Но это невозможно сравнить ни с одним фильмом из классики хоррора. Невозможно сравнить ни с Карпентером и его "Хеллоуином", ни с классикой типа "Кэрри", например.
— Игорь, когда согласовывали даты интервью, коллеги сказали, что вы недавно вернулись из экспедиции из Дагестана. Неужели съемки "Повелителя ветра" все еще идут?
— Нет, мы уже закончили. "Повелитель ветра" уже давно в монтаже, фильм скоро выйдет. А это мы уже ведем поиск объектов для съемок следующего фильма.
— Уж не для "Волшебника Изумрудного города" ли?
— Да. Мы сейчас как раз гоняемся везде, ищем локации по всей стране.
— "Повелитель ветра" посвящен кругосветке Федора Конюхова на воздушном шаре через Австралию, Тасманово море, Новую Зеландию, Тихий океан, Южную Америку, Фолклендские острова, Атлантический океан, Африку и Индийский океан. Мы все это увидим в кино? Были ли съемки за пределами России?
— Мы увидим это все, да. Это будет целое шоу. Снимали везде, летали везде — вокруг всего света.