Если обратиться к истории, то видно, что Ливия — это царство племен. Там только крупных племен больше 122, не считая мелких и средних, а также племенных союзов. Помимо того что страна поделена по племенному признаку, она разделена и по географическому: есть западные племена (Триполитания), восточные (Киренаика) и южные (Феццан).
Ливия также неоднородна и в этническом плане: помимо арабов-суннитов там живут берберы, тубу, а с юга временами забредают чадские племена, которые тоже серьезно дестабилизируют обстановку в стране. Современная Ливия — это слоеный пирог противоречий, а гражданская война там сильно отличается от той, что известна нам по нашей собственной истории.
Война всех против всех
Сейчас в Ливии есть несколько достаточно крупных сил, опирающихся на племенной и этноконфессиональный базис. Это тобрукский парламент, от лица которого действует глава Ливийской национальной армии маршал Халифа Хафтар, и триполитанские кланы, которые представляет премьер правительства национального согласия (ПНС) Фаиз Саррадж. Был еще исламистский парламент, который самораспустился в 2015 году, когда было достигнуто соглашение о создании ПНС. Его глава, Саррадж, совершенно несамостоятельная фигура: он зависит от триполитанских структур, западных ливийских племен и внешней поддержки. Хафтар тоже не является независимым политиком: он опирается на международную поддержку и зависим от племен востока страны.
Помимо двух основных сил есть еще город Мисурата со своими вооруженными формированиями. Это еще одни представители местной племенной элиты, которые не подчиняются ни Хафтару, ни Сарраджу, хотя и поддерживают последнего. Есть еще не добитые исламисты, часть из которых была аффилирована с "Исламским государством" (организация запрещена на территории РФ). Разные фракции исламистов конфликтуют друг с другом. Есть и другие акторы. Все они борются за нефть, за контрабанду оружия, за воду. Плюс сейчас в Ливии есть еще такой специфический вид бизнеса, как торговля людьми, когда торгуют нечастными беженцами, которые из Черной Африки пытаются пробраться в Европу. В Ливии идет война всех против всех.
В этом "винегрете" говорить о сколько-нибудь внятном, выверенном политическом решении и, главное, выработке дорожной карты поэтапного мирного урегулирования не приходится. Даже если бы Хафтар поставил свою подпись под московским документом, это не имело бы значения. В ливийских условиях любой, даже самый мелкий актор может спровоцировать новый виток эскалации напряженности, и все опять обрушится в бездну нестабильности: слишком много сейчас в Ливии независимых игроков.
Провал либеральных доктрин
В чем в свое время был секрет ливийского лидера Муаммара Каддафи? Он сумел предложить этому конгломерату такую специфическую форму управления, которую назвал прямой демократией — Джамахирией. Однако по факту он просто создал большой совет племен, называвшийся Всеобщим народным конгрессом, — колоссальный парламент, в который входило до нескольких тысяч депутатов. Он формировался своеобразным способом, но там были представлены все крупные племена. Каддафи, в свое время отказавшийся от всех официальных постов, возглавлял этот Всеобщий конгресс как верховный шейх.
У него была триада — семья, племя, государство. Он фактически перенес эту племенную модель на управление всей Джамахирией и за счет этого держался у власти с 1969 года. То, что последовало после 2011 года, когда Каддафи не стало, еще раз подтвердило мысль, что, как и в других архаических обществах, либеральные доктрины в Ливии не работают. Не работают концепты свободных выборов или свободного рынка. Эти замечательные идеи хороши для развитого в национальном плане общества, когда самоидентификация идет по признаку принадлежности к государству или нации.
В архаических сообществах люди идентифицируют себя через призму принадлежности к какой-либо маленькой корпорации — религиозной или этнической группе, например. На Ближнем Востоке — и Ливия здесь не исключение — этот процесс ассоциирования себя с государством или нацией не прошел до конца. Нация формировалась — племенные и этнические границы постепенно стирались, — но переворот произошел, когда этот процесс еще не завершился. Когда свергли Каддафи, все разбежались по своим мелким группам. Это совершенно естественный процесс, который помимо Ливии мы наблюдаем в Ираке и Сирии.
Чего хочет Хафтар
Для маршала Хафтара визит в Москву — одна из целого ряда поездок, с помощью которых он увеличивает международную поддержку. Ранее он вел переговоры с французами и итальянцами, его уже поддерживают Эмираты, саудиты и египтяне. Он, как, впрочем, и его главный соперник Саррадж, пытается сформировать как можно больший пул глобальных и региональных союзников. Для этого Хафтар иногда должен играть по их правилам.
Лидеры России и Турции Владимир Путин и Реджеп Тайип Эрдоган сформировали некую платформу для ливийского урегулирования и предложили Хафтару присоединиться. Он приехал в Москву на переговоры, но в итоге присоединиться отказался. Почему? Ответ прост: он стремится к тому, чтобы все вооруженные формирования Триполитании были распущены, устранив таким образом врагов, которые могут ему противостоять с оружием в руках. Разумеется, Саррадж, которому помогают Катар и Турция, на это не идет. Анкара, кстати, тоже прекрасно понимает, что нужно Хафтару.
Чего хочет Москва
В то же время Россия не рассматривает Ливию как приоритет своей внешней политики, а скорее отстаивает свой образ великой державы, у которой есть интересы на всех континентах. Возможно, для Москвы в Ливии приоритетны какие-то военные и экономические интересы. Но в этом случае, например, нет уверенности, что Хафтару есть чем расплачиваться за российское оружие.
При этом если предположить, что Россия сделает ставку на маршала и он победит, то это не значит, что Москва станет контролировать какие-то нефтяные ресурсы Ливии. Никогда нельзя забывать, что Хафтар почти три десятка лет жил в Америке. Его поддерживали американцы во время операции в Сирте в 2016 году — они бомбили исламистов. Его сейчас военным путем поддерживает Франция. Когда в феврале 2019-го у него начались проблемы с чадскими племенами, которые пытались поставить под контроль нефтеносные районы, их бомбили французские самолеты.
Москва проводит активную внешнюю политику и, безусловно, присматривается к Хафтару. Он и ранее приезжал в Россию. Но ни он не сделал каких-то конкретных предложений Москве, ни Россия ничего ему тогда не предлагала.
Что дальше?
Хафтар, скорее всего, теперь будет делать ставку на военное решение конфликта, однако это тупиковый путь. Ведь он уже штурмовал Триполи, он дважды брал Сирт. Сколько еще можно этим заниматься? Очевидно, что он не сможет удержаться на западе страны, где у него нет поддержки.
Война в Ливии, как и в Сирии, — это этноконфессиональный конфликт, который развивается по своим законам. Это не гражданская война в России, где с одной стороны были былые, с другой — красные, здесь — Восточный фронт, там — Южный. Одни — с красными ленточками, другие — с золотыми погонами, и в принципе все понятно. Здесь все иначе — ситуация слоеного пирога. Взаимодействуют разные этноконфессиональные группы, и они в определенный исторический момент могут создать одну политическую конфигурацию, а уже через полгода — другую.
Как и сирийский конфликт (в котором, кстати, не стоит все же переоценивать успехи Башара Асада, до сих пор не контролирующего половину территории страны), ливийский, к сожалению, не решается извне. Можно попытаться собрать всех участников конфликта и дать подписать выработанную кем-то программу. Они могут поддержать ее или нет, но реального значения это иметь не будет. Такие конфликты заканчиваются только тогда, когда стороны просто устают воевать, как это было в Ливане, где таким образом подошла к концу 15-летняя гражданская война.