Алексей Учитель: думаю, я заслужил пятерку. С минусом...

31 августа исполняется 70 лет кинорежиссеру, создателю фильмов "Дневник его жены", "Прогулка", "Космос как предчувствие", "Край", "Матильда", "Цой", народному артисту России, художественному руководителю киностудии "Рок" Алексею Учителю. В канун юбилея он встретился с руководителем спецпроекта ТАСС "Первые лица" Андреем Ванденко, чтобы поговорить об учениках и уроках, победах и поражениях, ковиде и суде, ожидании и завещании.

— Чему учите, Учитель? Когда-то давно уже задавал вам, Алексей Ефимович, этот вопрос. Вы в тот раз уклонились от ответа, сказав, мол, пока рано подводить итоги. В семьдесят лет пора.

― Цифра страшит, не скрою. С другой стороны, абсолютно нет ощущения столь почтенного возраста. Вспоминаю, как праздновали в Питере мое пятидесятилетие. Было очень много гостей. Сейчас тоже хотел арендовать катер, вечером 30 августа выйти в Неву, дождаться, пока разведут мосты, чтобы с армадой других кораблей и лодок проплыть по реке и так встретить наступление моего дня. Пришлось отказаться. В первую очередь из-за ковидных ограничений. Люди побаиваются. Да, пожалуй, и не нужны сегодня широкие гулянки. Соберу в Москве самых близких, человек двадцать максимум. Из Питера подъедет старший сын Андрей, еще кто-нибудь.

Дочки Аня и Маша 1 сентября идут в школу, стараюсь не пропускать это событие, всегда провожаю. Во ВГИКе начинаются занятия. Пойду знакомиться с курсом, который набирал по Zoom, сидя в больничной палате. Все три тура на удаленке. Представляете? В моей практике никогда такого не случалось. Надеюсь, и не повторится. Экстремальный опыт, прямо скажем.

У меня за плечами уже три выпуска студентов. Похвастаюсь: "Бюллетень кинопрокатчика" опубликовал на днях рейтинг лучших молодых режиссеров России, и я был по-хорошему ошарашен, прочитав список. Приятный подарок мне на юбилей.

― Неужели вы туда попали?

― Ну, фамилия Учитель в рейтинге представлена, сын Илья на пятом месте. Следом за ним идет Филипп Юрьев, снявший фильм "Китобой". Очень успешная картина, в прошлом году получила награду на фестивале в Венеции. Филипп только сценарий писал семь лет! Он из моего первого выпуска. Вместе с ним учился Иван Твердовский, оказавшийся в рейтинге молодых дарований, если не ошибаюсь, на восьмой позиции… Прекрасный был курс. В каждом выпуске есть талантливые ребята. Набираю 25 человек: десять бюджетников, столько же платных и пятерка — иностранцы.

― Многие доходят до финиша?

― Примерно половина или чуть больше. Отчисляю жестко. Сразу предупреждаю об этом. 

― Да вы сексист, батенька!

― Ничего подобного. Я не против женщин в нашей профессии, но надо понимать, что она дико тяжела… Тем не менее тенденция налицо. Ладно, была бы пропорция 50 на 50, с этим готов согласиться, но 80 на 20 — перебор. Не отвечу, почему так получается, хотя первый фильм во ВГИКе ребята снимают друг о друге. Порой из этих работ узнаю даже слишком откровенные подробности. Вплоть до сексуальной ориентации. Да, здорово, что ничего не скрывается, и все же каждый раз обалдеваю. Вы вот спросили, чему учу других. На практике учат меня. Понимаю, звучит шаблонно, но это правда.

Взять третий набор. Долго не мог в них разобраться, почувствовать, нащупать. Они совсем другие. Сидят на лекции без каких-либо эмоций, ничего внешне не выражают, словно их вообще ни хрена не волнует — ни кино, ни жизнь. Ноль. Абсолютный! У меня не получалось достучаться, начинал беситься, казалось, это равнодушие с их стороны. На самом деле, нет. Они реагируют иначе. Но понять и принять это сложно. Как и смириться с тем, что ученики постоянно погружены в гаджеты, буквально живут в них.

С дисциплиной вечная проблема. Завели манеру — не ходят на занятия. Или постоянно опаздывают, приводя нелепые отговорки и не испытывая при этом никакого стыда. Еще у них почему-то вечно ломаются компьютеры, когда нужно показать отснятый и смонтированный материал. Смешно!

― Так чему же они вас учат? Пофигизму?

― Я вращаюсь в киномире, среди состоявшихся, профессиональных людей. А тут смотрю, что снимают ребята, как говорят и рассуждают. Совершенно новый жизненный пласт! Повторяю, они другие. И это знание много мне дает, иначе так и варился бы в своей кастрюле. Они расширяют мой горизонт.

Да, бывает, ору, ругаюсь. Не могу видеть безучастные физиономии. Говорю: "Не интересно со мной — уходите. Или давайте я покину ВГИК, потрачу время на что-нибудь иное, более полезное для себя".

― Вы ведь носитесь со студентами не ради денег?

― Не смешите! Преподавать начал в 2006-м и только на десятый год получил профессорское звание. Платят мне тысяч двадцать в месяц. Как мастеру курса. Раньше было еще меньше. Говорят, если бы состоял в штате, получал бы раза в два больше. Но все равно какие-то странные суммы, согласитесь. При этом моя студия "Рок" помогает студентам — и аппаратурой, и звуком… Делаем, что можем. А ведь есть преподаватели, для которых ВГИК — основной заработок.

Однажды произнес на учебном совете крамолу, предложив: "Отдайте мастерским 10% того, что получаете от платных студентов. Мы найдем, как распорядиться деньгами ради самих же ребят…" Тут же начался крик, мол, это невозможно, нарушение министерских циркуляров и все такое...

― А сколько стоит обучение?

― Дорого. По-моему, семестр — 250 тыс. рублей. Конечно, студенты есть разные. Вот в предыдущей мастерской была ученица. Поступила в 17 лет. Нет, возраст меня абсолютно не пугает, дело не в этом. Отучилась два курса, я присматривался к ней, выдерживал паузу, а потом все-таки сказал: "Знаешь, чувствую, пока тебе рановато учиться на режиссера".

― Дескать, иди, девочка, погуляй?

― Ну да. Она и ушла. А через какое-то время я был председателем жюри фестиваля студенческих и дебютных фильмов "Святая Анна". Мне прислали картины-финалисты, чтобы определить лучший. Я смотрел, не обращая внимания на титры. Сделал выбор, сказал: "Вот это — главный приз". Вручать его должен был председатель жюри. И вдруг на сцену выходит девочка, которую, значит, я же и отчислил…

― Повинились?

― Ну, нужно уметь признавать ошибки. В чем-то мне было даже приятно, что она не остановилась, не отказалась от профессии…

― А вы были хорошим учеником, Алексей Ефимович?

― Во ВГИКе не самым лучшим. В школе в начальных классах учился на "отлично", потом постепенно съехал на четверки, в итоге в аттестате у меня и троек прилично — математика, химия, физика...

― Как вас звали одноклассники? Фамилия очень уж говорящая, мемы сами на язык просятся.

― Понимаю… Как ни удивительно, обращались в основном по имени — Леха. Лишь близкий друг называл Училой. И в армии, кстати, только один сержант придирался, решил взять меня в оборот, однако я потом нашел способ ему отомстить.

― Расскажите.

― Долгая история… На службу я загремел неожиданно. Защитил диплом во ВГИКе и праздновал событие вместе с друзьями в Питере. Родителей, помню, дома не было. Ну, мы собрались компанией и отмечали. Вдруг в два часа ночи — звонок в дверь. Я решил, что пришел кто-то из разбуженных шумом соседей. Открываю — стоит участковый милиционер и какой-то военный. Словом, меня загребли на призывной пункт прямо с вечеринки. Тепленького взяли. Под утро привезли в Сертолово, это километрах в тридцати-сорока от Питера. Был конец мая или начало июня. Все происходило как в кино. Пришел огромный состав, из которого выгрузили ребят откуда-то из Средней Азии — Таджикистана или Узбекистана. Половина из них была в халатах до пят. Всех отправили в баню. И меня с ними. Я пребывал в шоковом состоянии. Так началась моя служба…

Попал я в ремонтный батальон, за год приключилось много любопытных историй. Армию вспоминаю все время. Она дала мне много хорошего. И плохое случалось, но его было меньше. Например, в казарме меня закинули на второй ярус. На нижней койке лежал парень. Спрашивает: "Тебе сколько лет?" Отвечаю: почти 23. "Почему так поздно призвали?" Объясняю, что после института. Я старше, говорит сосед, мне уже 24. И добавляет, что мотал срок за двойное убийство… Такое вот знакомство. Разве заснешь после него?

Отдельный рассказ, как мы танки ремонтировали… Приказ: открутить люк в днище. А он крепится чуть ли не на 300 гаек, и все давно проржавели, с времен не знаю какой войны. Мы три дня пытались вывернуть эту ржавчину. Наконец справились. Утром получили новое задание: прикрутить люк…

К счастью, я сумел передать весточку на мою родную Ленинградскую студию документальных фильмов, для которой успел снять картину еще до защиты диплома. После звонка в штаб округа меня перевели в Дом офицеров, чтобы фотографировал всякие события. Потом я попался на глаза командующему, тот узнал мою мирную профессию и предложил делать кино. За оставшееся время службы я снял пять или шесть фильмов. Поэксплуатировали меня прилично, пахал на совесть, объездил все Заполярье…

― Но это лучше, чем откручивать ржавые гайки.

― С ними, может, полегче было бы. Я ведь оставался рядовым, а для съемок приходилось командовать и капитанами, и майорами. Понятно, офицерам это не нравилось. Прикрепленный подполковник Пиндич из штаба даже переодевал меня в бушлат старшего лейтенанта, чтобы, значит, сгладить…

― А сержанту, который на вас наезжал, как отплатили?

― Ближе к дембелю я вернулся в рембат. Для очередного фильма понадобился эпизод, как танковый полк торжественным маршем проходит по плацу. Они маршировали, а я снимал. Выждал момент и заявил: "Что-то вон тот взвод плохо идет, сержант с краю не тянет носок ноги. Надо бы повторить". И горемыка еще трижды прошагал мимо меня…

― Мстительный вы.

― Справедливый. Таких типов нужно приводить в чувство. Они не понимают человеческого отношения. Об армии могу бесконечно рассказывать, там был миллион событий.

― Эти впечатления нашли отражение, так сказать, в будущем творчестве?

― Еще как! Я даже демобилизовался не сразу. В военном билете меня записали мастером по ремонту танков, что грозило перспективой опять заниматься откручиванием гаек, если вдруг когда-нибудь вызовут на сборы. Поэтому настаивал, чтобы дали другую армейскую специальность. В итоге после длившихся несколько дней согласований прежнюю запись перечеркнули и сделали новую: кинофотокорреспондент. Я и не знал, что такая есть в штатном расписании части!

После увольнения вернулся на студию и вскоре поехал на съемки учений Северо-Западного округа. Мне дали большую группу, только операторов было шестеро. Еще снял документальный фильм о солдатах, которых кладут… под танк. Есть такое занятие: залезаешь в небольшую щель сантиметров двадцать глубиной, а над тобой проезжает железная махина. Потом надо подняться и бросить гранату. Я прошел через это испытание, и ощущение, скажу честно, ниже среднего. Словно в гробу лежишь, а на тебя ползет что-то огромное и страшное.

Я хотел построить фильм на крупных планах, на лицах солдат. Приехал на танкодром, начал снимать новобранцев, призванных откуда-то из глубинки. У меня ничего не получалось! Ребята не выражали эмоций. Они впервые видели не только танки, но и кинотехнику, камера пугала их сильнее. Снять зажим я не смог. Тогда пошел по другому пути: привез на полигон первокурсников из театрального института.

― Подсадка.

— Я не просил играть роль, они реально испытали страх, лежа под танком. Хотя кто-то даже улыбался. Может, от стресса. В результате сделал десятиминутку без единого слова. Она участвовала в разных фестивалях.

― А в художественное кино вы в каком году пришли?

― Поправлю: документальное — тоже художественное.

― Извините, в игровое.

― "Мания Жизели" вышла в 1995-м, хотя снимали мы в 1994-м.   

― Студия "Рок" появилась тремя годами ранее.

― Да, в 2021-м ей исполняется 30 лет. Юбилей не юбилей, но цифра круглая.

― Гребенщикова, Цоя, Шевчука вы снимали еще в 1987-м, но рок — это ведь не только про музыку?

― Нет, конечно. И фильм об этих парнях называл так, подразумевая судьбу.

― А к вам она всегда была благосклонна?

― Грех жаловаться… 

Многие коллеги любят рассказывать случаи из жизни. Не делаю этого. Зачем студентам мои мемуары? И фильмы свои не заставляю смотреть. Молодым интересно то, что они делают и чем я в состоянии им помочь. Обязательно зову с собой на съемки. Правда, как-то пригласил на ночную смену сразу десять человек, и к утру почти все банально заснули.

― Обиделись?

― Нет, пожалуй. Сказал: "Долой, ребята!" В смысле — домой. Понял, что неправильно звать сразу всех, стал разбивать на четверки. А курс целиком теперь в обязательном порядке загоняю вместо практики на фестиваль "Послание к человеку" в Петербурге, которым руковожу с 2010 года. Конечно, ребята ходят не на все подряд, но смотрят много. И учатся. Мы ведь собираем уникальные программы — документальные, игровые, к нам едут уважаемые кинематографисты из разных стран. Точнее, так было до пандемии, сейчас все стало тяжелее, хотя в сентябре прошлого года мы смогли провести очередной фестиваль.

Он был юбилейным, тридцатым по счету. Все замышлялось совершенно иначе, тем не менее нам прислали картины из 87 стран, открытие и закрытие, просмотры конкурсных фильмов проходили вживую, со зрителями. А вот многие члены жюри участвовали по Zoom. И церемонию на Дворцовой площади, которой я гордился, отменили. Это жизнь, никуда не денешься... Фестиваль мне очень дорог. Когда в 2010 году принял приглашение тогдашнего президента "Послания к человеку" Михаила Литвякова, разруха царила полная, денег практически не было, а до начала оставалось два месяца. Но я не сомневался в успехе, верил, что победим, мне было интересно. И ведь получилось!

Хотя в том же 2010-м на меня даже пытались наехать, выдвигали нелепые обвинения, будто я заказал избиение бывшего директора фестиваля. Он приходил в наш офис на канале Грибоедова в сопровождении двух милиционеров. Демонстрировал огромные синяки на лице. Хорошо, я вовремя заметил, что "следы" жутких побоев банально подрисованы. Видимо, гример оказался плохой…

― А как вы договорились с Михаилом Пиотровским? Он же за Дворцовую площадь горой стоит.

― Случай помог. Меня пригласили в Эрмитаж для участия в акции в защиту искусства. Та проходила в музеях по всему миру. Что-то вроде открытого судебного процесса, где известные люди выступают в роли судей, адвокатов, прокуроров. Я привел в пример Алвиса Херманиса, одного из моих любимых театральных режиссеров. Вы, кстати, видели его спектакль "Белый вертолет", где Михаил Барышников играет Бенедикта XVI, Папу Римского, отрекшегося от престола по состоянию здоровья? Настоятельно советую, потрясающая работа — и режиссерская, и актерская.

Словом, я говорил в Эрмитаже о Херманисе, который в тот момент ставил в Париже в "Гранд-опера" и не очень политкорректно публично высказался об эмигрантах. Ему устроили обструкцию во Франции. Алвис заявил: "Раз так, я уезжаю". Премьера оказалась под угрозой срыва. Я же попытался рассуждать о том, какую ценность в виде спектакля мы рискуем потерять из-за того, что кому-то не понравилась позиция человека. Должно ли страдать искусство?

Пиотровский был судьей на том импровизированном процессе, видимо, запомнил мои слова и не отказал, когда я обратился с просьбой об открытии фестиваля "Послание к человеку" на Дворцовой… Там у нас в разные годы выступали с концертами Борис Гребенщиков, Юрий Шевчук, Данила Козловский, а в последний раз, в 2019-м, был "СимфоЦой". Оркестр исполнял музыку группы "Кино".

В качестве почетного гостя на открытии присутствовал Паоло Соррентино. Очень люблю его как режиссера. По характеру он молчун, с удовольствием готов говорить только о футболе и конкретно о "Наполи", клубе, за который болеет. А тут, значит, он сидел на концерте и вдруг стал расспрашивать меня, что за мелодии звучат со сцены. Я объяснил про Цоя. Паоло попросил прислать ему записи. Сначала я решил, что он проявил вежливость, но Соррентино повторил, что музыка его задела, хочет потом еще ее переслушать.

― Передали?

― Ну конечно.

― Кстати, о Викторе Цое. Аккурат под ваш юбилей Следственный комитет России решил изучить материалы о — цитирую — "возможном нарушении авторских и смежных прав". Истец — сын рок-звезды Александр Цой, который остался недоволен снятым вами фильмом о его отце.

― Узнал об этом деле из публикаций в Сети, мне никто повесток не вручал, документов не показывал. А картина — моя давняя задумка, еще лет десять назад хотел ее осуществить и ничего не скрывал. Перед началом съемок мы встречались с Сашей, он читал сценарий. Да, ему не понравилось, что папа как бы лежит в гробу. Ну я попытался объяснить, что это образ, не надо все воспринимать буквально. Цой-младший вроде согласился: "Ладно, снимайте, поменяйте только имена. А там посмотрим". Вот и вся история.

Потом он приходил на киностудию CineLab в каком-то, я бы сказал, странном состоянии, был агрессивен. Ну не оценил Саша снятое. Нет, значит, нет. Его право, хотя у меня есть твердое убеждение, что за ним стоят люди, преследующие свои интересы. Не буду называть фамилии. Те, кто связан с последними днями жизни Цоя, тоже подначивали сына.

— Это не первый скандал с вашими фильмами. И "Матильду" чихвостили. Иногда кажется, вы, Алексей Ефимович, слишком буквально восприняли слова Марка Твена: любое упоминание, кроме некролога, это реклама.

― Во-первых, слухи о моей смерти несколько преувеличены. Если уж продолжать цитировать классика… Шум вокруг "Матильды" был поднят в основном стараниями госпожи Поклонской, которая, кстати, не так давно публично извинилась передо мной в интервью.

― Но вас и историки упрекали в многочисленных неточностях, вольном обращении с фактами.

― Писали и говорили разное. После показа в Екатеринбурге в Ельцин-центре меня вызывали на дуэль, предлагали выбирать вид оружия. И агрессия была, и эмоции. В Минкультуры присылали письма протеста. Эксперты из МВД потом проводили их анализ: все обращения были составлены словно под копирку… Сильно помог Станислав Говорухин. Устроил открытый просмотр "Матильды" в Думе, провел настоящую подготовительную операцию, лично ею руководил.

― Какие сборы у "Матильды" были в прокате?

― Почти 600 млн рублей, что совсем неплохо для исторического фильма…

― А потратили?

― Много. 15 млн долларов. Но все деньги, как говорится, на экране. Только костюмов пошили 7 тыс. штук. А декорации какие…

― "Цой" совсем не полетел?

― Цифры плохие, собрали в прокате около 30 млн рублей. Но это была осень 2020 года, разгар пандемии, в кинозалы пускали 25% зрителей... Я не оправдываюсь — объясняю. 

― А ведь этот фильм мог в буквальном смысле оказаться последним, и слухи о вашей смерти уже не были бы преувеличением...

― Когда весной прошлого года объявили первый карантин и всех усадили по домам, у меня оставался неснятым буквально один кадр из "Цоя". Эпизод, в котором у фотографа Вики, героини Нади Калегановой, падают и разбиваются очки. В монтаже его остро не хватало. С присущим мне некоторым авантюризмом я сказал: "Надо снять". Группа стала говорить: если узнают, накажут, штраф выставят и все такое прочее…

Мой любимый, действительно гениальный оператор Юрий Клименко, с которым мы вместе более 20 лет с фильма "Дневник его жены", заявил: "Сижу на даче, за забор никуда не выйду". Ему 77 лет. Я отвечаю: "Хорошо, мы приедем к вам". Была целая акция! Три машины, свет, камеры... Юрий Викторович разрешил войти только мне, мы сидели у специального монитора. Я ходил туда-сюда, объяснял, как правильно бросать, чтобы стекло разбилось. В общем, провозились часов пять, до позднего вечера. А народ-то с соседних дач глазел…

― Никто не выдал, не рассказал, что нарушаете режим?

― Это же поселок киношников, там все свои… К чему веду? Мы соблюдали меры предосторожности, носили маски, сдавали тесты, и все равно уберечься было трудно. Во время пандемии Андрей Кравчук снимал на нашей студии грандиозную картину "Пальмира", в которой я выступаю продюсером. И в середине съемок он вдруг заболевает... А остановить процесс невозможно: 150 человек в группе, Крым, задействована регулярная армия. Это же фильм о событиях в Сирии.

Словом, дикое напряжение. Я полетел на подмогу, чтобы подстраховать Кравчука, руководившего съемками из палаты. Андрей отсматривал каждый дубль. Он, к счастью, относительно легко переболел. Был еще забавный эпизод. Премьера "Горбачева", спектакль Херманиса в Театре наций. Я ходил с товарищем. После окончания отправились за кулисы, постучали в гримерку к Жене Миронову. Обнялись, поздравили с отличной работой. А он, значит, потный, мокрый, не успел еще переодеться. Сидим, болтаем на разные темы. Вдруг через полчаса Женя говорит: "Леша, извини, забыл предупредить... У Чулпан положительный тест на COVID-19… Перед спектаклем сдавала. Кажется, она заболела". Получается, сначала он с ней целовался на сцене, а потом мы с ним... У моего товарища даже выражение лица переменилось. Мы тут же побежали сдавать анализы. В тот раз пронесло.

— А уколоться, чтобы не рисковать и не паниковать?

— В конце мая я сделал первую прививку и через неделю… заболел. Сразу после Петербургского экономического форума. Накануне ПМЭФ у меня брали ПЦР-тест, все было нормально. А спустя день после окончания почувствовал какое-то недомогание. Думал, раз первая вакцина сделана, значит, все пройдет легко... Но потом начался цитокиновый шторм. Меня реально снесло. До этого поражение легких было 10%, а тут за два дня цифры улетели куда-то в космос. Мне так и не сказали правду, сколько в итоге выскочило.

Я лег в 40-ю больницу в Сестрорецке. Там есть палаты с аппаратами, которые прокачивают до 70 литров кислорода в минуту. Тогда можешь дышать. Это не ИВЛ, до него, к счастью, не дошло, но все равно было хреново. Я оставался в сознании, однако состояние — ужас, словами не описать.

Некоторые эпизоды словно из кино — и трагические, и комические. Вставать с кровати я мог, а дойти до туалета — нет. Надо было преодолеть расстояние метра в три, кислородная же трубка длиной — полтора. Не хватает. Конечно, рядом с койкой стояло судно, но я не хотел им пользоваться. Медбратом работал отличный парень по имени Роберт, сильно мне помогал. Говорю ему: "Придумай что-нибудь..." И он на ночь приносил мне синий баллон с кислородом, ставил его в туалет. Я вынимал трубку из носа, добегал до унитаза и тут же втыкал другую, чтобы получить спасительный глоток из баллона.

— Без постоянной подпитки никак?

— В первый день после госпитализации, когда я еще ничего не знал, вытащил трубку и пошел в сортир. Обратно еле дополз... Наверное, минуту, максимум две продержаться можно, потом задыхаешься. Ночью очень тяжело, три недели я буквально не спал. Может, дремал. Каждые три часа брали кровь, меняли капельницы. Однажды была сильная гроза с молнией, вырубило электричество, а запасной генератор включился не сразу... Ух, как все доктора и сестры забегали! Но в тот момент я уже чуть лучше себя чувствовал.

За неделю до этого ко мне в палату приходила делегация врачей. Почему-то вечером. Тот, что постарше, говорит: "Алексей Ефимович, больше мы ничего сделать не можем. Все методы перепробовали, но ситуация тревожная. Индийский штамм... Дальнейшее зависит только от вас и от Бога".

Действительно, лечили на совесть, по телефону консультировал Денис Проценко из Коммунарки. Даже поставили два укола, от которых раньше легкие сразу восстанавливались. А тут — никакого эффекта. Словом, врачи объявили приговор и ушли. А я остался один в палате... И ночь впереди... Такое, знаете, интересное психологическое состояние. Как ни странно, я не запаниковал. Но удивился. Мне хотелось жить...

— И о чем передумали за те часы?

— О многом. 

— Пересильд?

— Ну да. Мама моих дочек — Ани и Маши. Велела прочитать текст 15 раз подряд.

— Сделали?

— Раза три от силы… Но сила воли у меня есть. И всегда была. Умею преодолевать трудные моменты... Дожил до рассвета, а потом стало полегче.

— Написали завещание?

— Нет.

— Почему?

— Не знаю. Надо бы, конечно, сделать. Хотя и завещать-то особо нечего. Но после больницы взглянул на жизнь под другим углом. И сейчас еще нахожусь в реабилитационном периоде, только два месяца прошло. Спасибо друзьям, которые помогали, носились со мной. Городские власти включились. Главврач Сергей Щербак каждый день приходил ко мне. Благодарю весь медперсонал! По иронии судьбы в 40-й больнице я дважды снимал эпизоды фильма "Восьмерка", поэтому сам туда попросился при госпитализации.

— Судьба!

— Да, круг получился. А вы спрашиваете, благосклонна ли она ко мне...

— Эта болезнь умеет выбивать из колеи...

— Так вышло, что студия во многом держится на мне, любое решение я принимаю. А тут еще защита дипломов… Надо было читать, смотреть, а я недели три вообще ничего не мог. Даже подумать об этом.

— Вы вроде грозились в 2021 году начать съемки "Кумпарситы", фильма о знаменитых советских фигуристах Пахомовой и Горшкове.

— Замысел был, но пока не брался за него, есть сложности. Планов много. На студии сейчас снимаются четыре картины. Два дебюта — в Петербурге и Москве. У Ильи, сына, огромнейший проект "Летучий корабль". Тяжелейший в смысле производства. "Пальмиру" вот заканчиваем с Андреем Кравчуком. А я мечтаю сделать кино о Дмитрии Шостаковиче по прекрасному сценарию Саши Терехова. Но и тут возникли проблемы. Не получается договориться с продюсерами.

— К вашему юбилею в прокат повторно выпустили "Космос как предчувствие", картину, в 2005-м победившую на Московском международном фестивале.

— Дело не в награде. Меня спросили: "Что показать?" Я назвал два фильма — этот и "Край".

— Думал, это своеобразный привет "Вызову", в котором будет сниматься Юлия Пересильд. Ей уже в октябре лететь на орбитальную станцию. Художественное кино в реальном космосе еще не делали. Как относитесь к проекту?

— Честно? Плохо. История опасная, мягко говоря. Не хотел, чтобы Юля участвовала в ней. Надеялся, не пройдет отбор. Она приезжала на кастинг уставшая, со съемочной площадки, снималась тогда в сериале "Медиатор" о переговорщике из ФСБ. И Клим Шипенко, режиссер "Вызова", вроде бы планировал на главную роль другую актрису. Но у Юли поразительные физические данные. Недавно вот рассказывала, как ее крутили на центрифуге, отрабатывали то ли посадку, то ли взлет. Четыре с половиной часа сидишь в скафандре, и все время продолжается тряска, вибрация, перегрузки. Когда Юля вышла, ей сказали, у космонавтов пульс обязательно уходил за 90 ударов в минуту. А у нее не превышал 78. И она еще посмеивалась, мол, чего волноваться-то? Не удивлюсь, если после полета ей предложат контракт космонавта. Надеюсь, откажется.

— А что вам не нравится в "Вызове"?

— Считаю, все можно было спокойно снять на Земле. Срок подготовки к полету очень короткий. Понимаю, Роскосмосу надо привлекать туристов, зарабатывать, но лучше обойтись без лишнего риска. Не секрет, что и профессиональные космонавты выступили против "Вызова", из-за чего обстановка в Звездном городке, где проходят тренировки, не самая хорошая. Юля пыталась переломить отношение, со всеми поговорить откровенно, но…

В общем, есть такие моменты… щекотливые. Сейчас вот оформляем опекунство на случай, если на орбите, не дай бог, что-нибудь случится. Не хочу об этом ни думать, ни вслух говорить. А вдруг и меня не станет? Все-таки не мальчик… Бабушка, Юлина мама, не работает, она не способна содержать внучек.

— Пытались отговорить?

— Пробовал, но понимал: это безнадежно. Юля не отступит.

— Поедете на Байконур?

— Если возьмут. Количество членов семьи, которых берут на старт, ограничено. Дочки точно полетят. Юля ведь помешана на детях. В хорошем смысле... Поражаюсь ей. По идее, сейчас она должна жить в Звездном. Там каждые три дня какой-то зачет, экзамен. Она же реально летит в качестве бортинженера. Все учит и сдает. При ее ответственности готовится по полной программе, всерьез. Занятия начинаются в восемь часов утра, заканчиваются часто в девять вечера. На дорогу домой уходит два с лишним часа, а в шесть утра надо нестись обратно. Юля мотается туда-сюда, чтобы хоть немного побыть с детьми...

Аня, старшая, вот снялась в мистическом триллере "Тибра" с Викой Исаковой. Сложнейший сценарий. И роль чудовищная, на разрыв для ребенка. Девочка-альбинос, которую все пинают почем зря. Немного похоже на "Чучело" с Кристиной Орбакайте, но в другом аспекте. Съемки проходили черт знает где, в Лодейном Поле. Это 300 километров от Питера. Аня отработала 20 смен. И в холодном озере ее купали, и из горящего дома вытаскивали. Тяжело. Это внешний фон, но главное — роль психологически сложная. Юля и туда несколько раз съездила, несмотря на занятость...

— Маша, младшая, снялась у вас в "Цое"?

— Так получилось, это была не моя инициатива. Случай. Но сыграла хорошо, да. Я искал мальчика, похожего на маленького Сашу Цоя. В 1992 году снимал его в фильме "Последний герой", посвященном памяти Виктора. Искал и не мог найти. У меня было представление, кто нужен для роли. Реальный прототип по характеру, энергии. Приходили не те ребята, их приводили сумасшедшие мамаши, заранее репетировавшие роль, а фальшь сразу видна. Ну бред полный!

И вот мы всей съемочной группой, как часто бывает, сидим, читаем, разбираем, обсуждаем. Это помогает в работе. Маша с Аней тоже были, поскольку все происходило под Питером. На площадке стоял автобус, в котором снимали большинство сцен. Я предложил: "Сами рассаживайтесь по салону, а я посмотрю, как это выглядит". Евгений Цыганов сел за руль. Юрий Клименко начал съемку, потом говорит: "У Жени на руках должен сидеть ребенок, мальчик". Маша стояла рядом, ей и предложили присесть, просто так, ради кадра. А у нее коса огромная, яркая блондинка... Потом я попросил дочку: "Спой". И она вдруг запела "Кукушку" Цоя, которую мы все знаем и любим.

Сцену отсняли. Посмотрели и поняли: вот оно, то, что искали… Маша не играла, была абсолютно естественна. Юле тоже понравилось, но она категорически заявила, что не даст резать косу. Пришлось сочинять парик. Бедной Маше каждый раз жестко сдавливали волосы, до боли. От нее вся группа была в восторге. Она очень контактная, живая.

— Почему, кстати, у девочек фамилия Пересильд? Вы же перестали скрывать отцовство, хотя брак с Юлией так и не был зарегистрирован.

— Это наше общее решение. Объясню. Я не возражал, чтобы дочки стали Учитель. Оба сына — и Андрей, и Илья — носят мою фамилию. Что же касается женского пола… Мама, выйдя за папу, осталась Войцеховской, а Кира после замужества со мной — Саксаганской. Мужская фамилия Учитель странно звучит рядом с женским именем, плохо сочетается. Поэтому, мне кажется, с дочками все логично.

— А с Днем учителя вас поздравляют, Алексей Ефимович?

— Обязательно. Дважды. 31 августа и в начале октября, когда отмечается профессиональный праздник. С момента, когда стал вести курс во ВГИКе, имею на это право, хотя, повторюсь, не считаю себя классическим учителем. Не получается преподавать как положено. Признаться, не хотел идти мастером курса. Виктор Петрович Лисакович, завкафедрой неигрового кино ВГИКа, уговорил, сказав, что разрешит экспериментировать, не будет ни в чем ограничивать. Собственно, так и есть.

— Себе какую оценку поставили бы? За прожитое.

— Сложно ответить. Всегда стремлюсь только к высшему баллу, а что получилось в действительности... Были у меня разные жизненные коллизии, скажем так, не совсем правильные.

— Вы склонны к рефлексии?

— Это есть. 

— И все-таки — самооценка в баллах.

— Пять. С минусом.

— Скромно.

— Не люблю четверку. Какая-то промежуточная стадия. Или "отлично", или "удовлетворительно". А "хорошо" отдает посредственностью. Но ученикам пятерки я ставлю редко. Правда, в последний раз, когда все сидели по домам из-за карантина, расщедрился. Ребята заслужили, многие сняли прекрасные курсовые работы. Скажем, у меня есть девочка Рената с потрясающей судьбой. Ее папа родом из Буркина-Фасо, а мама врач скорой помощи, работала с больными ковидом. Рената сняла о ней картину, полезла в красную зону, хотя я запрещал. Там есть великолепные истории. Как такой фильм не отметить пятеркой?

— Может, вы сентиментальнее стали после болезни? Размякли.

— Не-не, я и раньше таким был, легко мог пустить слезу. Часто смотрю хорошее кино и плачу. Это не лечится. Может, оно и к лучшему?