Владимир Гусев возглавляет Русский музей уже больше 30 лет, в течение которых культурное учреждение значительно расширилось за счет включения в его состав нескольких дворцов и садов в центре Санкт-Петербурга, а также открытия филиалов в российских регионах и за границей. Но Гусеву пришлось преодолеть немало сложных моментов, связанных с реставрацией исторических объектов, спорами о концепции развития музея и обеспечением сохранности экспонатов. В интервью ТАСС он рассказал, когда откроются новые залы, которые никто не видел с XIX века, что ждет ставшую знаменитой после кражи картину Куинджи и как обеспечить доступность музеев. Последнему вопросу наряду со многими другими будут посвящены дискуссии трека "Культура и общество" на Санкт-Петербургском международном культурном форуме, который пройдет с 14 по 16 ноября.
— На Культурном форуме в этом году появился новый блок программы — треки, и вы стали руководителем одного из треков, "Культура и общество". О чем пойдет речь? Какие вопросы вы планируете обсудить с коллегами из разных стран?
— Культурный форум становится традицией, и он стал знаковым событием не только Санкт-Петербурга, России, но и международного культурного сообщества. Это традиция, но все время появляется что-то новое. Треки — не термин на замену панельным дискуссиям, это блоки проблемных вопросов. Мы обсудим, как меняется роль культуры в жизни общества. Культуру надо понимать широко: это все то, что объединило когда-то стада, потом первобытные племена, и превращало их постепенно в человеческое общество. Культура — это все то, что содействует объединению, общению людей: это и экономика, и торговля, и искусство, и игра, и преподавание, и образование и так далее.
Одна из основных проблем и тем для разговора — это то, что называется новым словом "инклюзия". Это работа с людьми, имеющими определенные ограничения в возможностях по здоровью или по социальному положению, но это не только упрощенное понимание, как было раньше: убрать пороги, сделать пандусы, поребрики. Надо еще и преодолевать ту границу, которая возникает между людьми с ограниченными возможностями и с обществом людей, в котором преобладают люди, не имеющие таких ограничений. Арт-терапия, которой Русский музей давно активно занимается, на этом и основана. У нас есть общие программы не только для людей, у которых есть проблемы со слухом, зрением, опорно-двигательным аппаратом, но и для всех. Просто потому что они должны чувствовать себя частью этого общества. Нужно убрать внутреннюю границу между людьми, поэтому они должны вместе участвовать в игровых, образовательных программах.
Еще одна тема — "Ценности культуры для нас и для будущего". Это те вызовы, которые ставит вопрос глобализации.
Иногда невозможно на выставках современного искусства определить национальную принадлежность этого искусства: русский художник, французский, английский, итальянский... Если в XVIII–XIX столетиях это легко определялось, то сейчас такие границы стираются. Это и хорошо, конечно, но важно все-таки сохранять и самоидентификацию
— Но есть ли рецепт для того, чтобы сохранить самоидентификацию в современном искусстве? И как это делать в толерантном обществе, которое зачастую требует не обращать внимания на национальность?
— Я и сам не знаю ответа на этот вопрос, вот как раз будем вместе искать, обсуждать. Эта проблема есть, это проблема и для музеев. Вот как раз то, к чему я призываю участников форума: надо во всех наших разговорах и сообщениях знаки восклицания поменять на знаки вопроса. Наши дискуссии, проблемные треки, круглые столы не должны превращаться в отчет о работе и сообщения о достижениях со знаками восклицания.
— Тогда нужно в принципе определить роль искусства в современном обществе?
— Очень изменилась социальная функция искусства. Искусство XIX века и искусство начала XXI века — это совершенно разные роли в социальной сфере, в жизни общества. Это уже не столько учебник жизни, как это было раньше, как нас учили в школе. Искусство — это и генератор идей, и иногда провокатор. И искусство болеет теми же "болезнями", которыми болеет общество. Еще вопрос — какими должны быть музеи. К примеру, уличное искусство. Может ли оно входить в стены музея или не может? Могут ли стены музея вместить инсталляции современного искусства — это тоже проблема, как меняется роль музея.
— Иногда популярность произведениям искусства, которые хранятся в музеях, приходит с неожиданной стороны. Например, недавняя история с кражей картины Архипа Куинджи "Ай-Петри. Крым", когда она была на выставке в Третьяковской галерее. Даже искусствоведы признают, что она после этого стала едва ли не самой известной работой Куинджи, хотя до этого хранилась в запасниках Русского музея. Войдет ли она в постоянную экспозицию после реставрации?
— Во-первых, нам бы хотелось, чтобы картины были знаменитыми не в связи с кражей, а то получится, что чтобы вести просветительскую деятельность, надо красть. Украсть — и тогда картина становится знаменитой?! Картина Куинджи замечательная, одна из многих его великолепных вещей. В серьезной реставрации она не нуждается, она не была повреждена. Это была странная акция. Я даже шутил, что это какая-то "рекламная" акция. Ее тут же вернули, она сильно не пострадала. В основном она хранилась в фондах, недавно выставлялась в Садовом вестибюле Михайловского дворца. У нас была выставка Куинджи, и она появляется на временных выставках.
— Вопрос в том, займет ли она постоянное место в зале Русского музея и насколько вообще "потребительский спрос" может влиять на формирование музейной экспозиции?
— Потребительский спрос... Мы тоже должны работать с потребителем, чтобы потребление было культурным. Потому что можно потреблять суррогаты, а можно хорошие продукты. Любой крупный музей показывает 12–15% своей коллекции. Все остальное находится в фондах, но не постоянно. Идет постоянная ротация, вещи появляются на временных выставках в России, за рубежом, в самом музее. Сейчас мы открыли огромную выставку Репина. То, что она была в Третьяковке, ничуть не уменьшает ее значения. Огромное количество людей пришло даже на первое представление. 25 лет назад была большая монографическая выставка Репина, посвященная его 150-летию, а сейчас — 175 лет со дня рождения. И по существу, несколько поколений людей выросло, не видя полностью Репина, какой он разный — маленькие вещи, большие вещи, которые не всегда могут быть в экспозиции. Просто возможности музейной экспозиции ограничены возможностями стен экспозиционных залов.
У нас больше 400 тыс. произведений. Постоянно фонд живописи показывается больше, графика меньше, потому что она требует определенного режима. Хотя мы скоро в Михайловском замке открываем графический центр Русского музея, потому что у нас крупнейшая и уникальная коллекция русской графики. Графика требует особого режима освещения, ее нельзя долго экспонировать, нельзя, чтобы она была на дневном свету больше одного месяца — бумага желтеет, выгорает и так далее
— Что будет представлять собой центр графики? Это будет экспозиция или мастерские?
— Там будет и экспозиция, и реставрационная мастерская графики, и возможности для работы других специалистов с оригиналами и в электронном формате. Это будут и экспозиционные, и служебные помещения вместе. Какой-то зал будет открыт для посетителей, какой-то — для специалистов. Там же реставрационная мастерская, там же фонды графики. Работа над его созданием уже идет.
— В Михайловском замке ведется также реставрация парадных залов, освободившихся после переезда Центральной военно-морской библиотеки. Когда вы планируете их открыть для публики?
— В ноябре следующего года мы откроем основные помещения, которые были освобождены Военно-морской библиотекой. Великолепный Воскресенский зал, Предтронный и Большой тронный залы, Гербовый зал — мы завершим и ремонт, и реставрацию залов, и реставрацию вещей. Туда вернутся огромные вещи: четыре произведения, заказанные Павлом I для Михайловского замка и изначально бывшие там. Это две работы, которые хранятся в Русском музее и показываются очень редко, потому что они огромные: работа Угрюмова "Взятие Казани" и "Призвание Михаила Федоровича Романова на царство".
К тому же мы договорились с Третьяковской галереей — это тоже очень важно, она пошла навстречу — у них хранятся с 30-х годов XX века — уже в советское время им передали, не очень подумав, — две огромные вещи из Михайловского замка: работы художника Аткинсона "Крещение князя Владимира" и "Куликовская битва". И вот эти две картины Третьяковская галерея передает нам на длительное хранение, то есть мы будем продлевать его. Эти огромные произведения, которые хранились в Третьяковке, практически никто никогда не видел. Я их сам еще не видел, это очень интересно. Они нуждаются в реставрации, и к ноябрю наши реставраторы осуществят работы.
Вообще Павел I заказал шесть произведений для Воскресенского зала, но были сделаны только четыре, и все они туда возвращаются, там будет экспозиция, посвященная эпохе Павла, Екатерины. История трех поколений династии Романовых, которые принадлежат к этому времени.
— Какие перспективы по реставрации церкви в Михайловском замке? Там были сложности с финансированием.
— Ее ремонт завершен, но остаются там еще вещи, которые требуют реставрации. Работа Джованни Скотти, например, "Святая Троица", работа "Тайная вечеря" Ивана Акимова, запрестольные образы, живопись, Христос и Богоматерь на боковых дверях иконостаса, архангел Гавриил, большой образ архангела Михаила, написанный польским художником Смуглевичем.
— Сейчас как раз актуальный вопрос — взаимоотношения музея и церкви. Как вы строите эти отношения?
— Это актуальный вопрос, и он входит в нормальные рамки. Во время форума мы подпишем два соглашения с Санкт-Петербургской епархией РПЦ. У нас две домовые церкви внутри наших дворцов — в Михайловском замке и в Михайловском дворце. Это семейные внутренние церкви, которые предназначались для тех людей, которые жили здесь.
Мы там возобновляем богослужения и подписываем соглашение о проведении служб по определенному согласованному между церковью и музеем графику, чтобы это не мешало ни режиму работы музея, ни режиму работы церкви в эти дни. Это есть и в других музеях.
— Насколько эти церкви будут доступны для прихожан с улицы?
— С улицы они не будут открыты. Если только кто-то будет их приглашать по согласованию с музеем, потому что это все внутри музея — это и музейная безопасность, и билеты надо приобретать или не приобретать. В те дни, когда нет богослужений, церковь Михайловского замка будет открыта для посетителей музея, потому что им легко попасть в эти интерьеры, это часть истории замка. В Михайловском дворце, вероятно, это будет чуть попозже, потому что нужно провести определенный ремонт, чтобы был доступ из залов в домовую церковь Михайловского дворца. Сейчас он невозможен.
— Вы не опасаетесь, что будет история, как с Исаакиевским собором, и обязательно найдется кто-нибудь, кто скажет: Русский музей запустил церковь в свои помещения, теперь она будет претендовать на эти объекты?
— Русский музей никого никуда не запускал. Митрополит совершенно нормально настроен — ни запускать, ни выпускать нам не надо. В Михайловском дворце церковь работает уже давным-давно для внутренних прихожан, сотрудников музея. Администрация это только поддерживает. Есть священник, который работает, и не возникает никаких проблем.
И второе соглашение, которое мы подпишем на форуме, — это соглашение о сотрудничестве в сфере культурных, образовательных программ. У нас был целый ряд встреч, готовится соглашение. Просветительская деятельность церкви, духовной академии и Русского музея. В нашем лектории масса тем, связанных с религиозной тематикой, с историей иконописания и так далее. Такая просветительская деятельность по истории церкви, истории музея, истории искусства.
— Минкультуры в начале года высказывало замечания к организации системы безопасности по итогам проверок в крупнейших музеях, в том числе в Русском музее. Изменилось ли что-то в этой системе за полгода, приняты ли какие-то меры повышения защиты произведений искусства от краж и покушений вандалов?
— Надо все-таки принять во внимание, что за мое время работы, а это довольно долго, каких-то драматических хищений не было. Если и были, все они предотвращались. Была попытка хищения работы Перова "Гитарист-бобыль". Очень быстро она была возвращена, работали с милицией. Но безопасность — это и вопрос финансирования. Оборудование очень дорогое, как правило, электронное оборудование, сигнализация. Мы сейчас получаем средства и от Министерства культуры.
В Минкультуры создан методический центр, который должен помогать службам безопасности музеев. Будем приобретать оборудование для видеонаблюдения, не хватает видеокамер. То есть система обеспечения безопасности должна быть многоуровневой, и сейчас идет такая работа по созданию ситуационных центров, чтобы можно было вести наблюдение одновременно за всеми залами
— Повышение мер безопасности — это планомерная работа музеев или от случая к случаю?
— Такая работа ведется планомерно, но когда происходят такие экстраординарные случаи, как с кражей картины Куинджи с выставки, к этой проблеме привлекается внимание, проходят совещания на самом высоком уровне, и опять начинается усиление финансовых поступлений.
— Какие крупные реставрационные и выставочные проекты готовит Русский музей в 2020 году?
— У нас на будущий год большая юбилейная программа — 125 лет со дня создания Русского музея и подписания императором Николаем II указа о создании Русского музея императора Александра III 25 апреля 1895 года. На будущий год, тоже весной, — 175 лет со дня рождения Александра III, имя которого носит музей. Мы и большую выставку готовим, и обязательно отреставрируем памятник Александру III работы Трубецкого, который стоит у Мраморного дворца. Он нуждается в реставрации, потому что и долго находится на улице, и во время войны был укрыт в Михайловском саду. Многое пришлось пережить ему.
Кроме того, уже готовимся к юбилею Петра I, с ним связано у нас очень многое. Петр I был первым коллекционером среди Романовых и создал первый, по существу, сад скульптур под открытым небом — это скульптуры Летнего сада. Это коллекция Петра, мы ее всю отреставрировали, сделали копии, откроем экспозицию оригиналов в Михайловском замке — в тех помещениях, которые выходят на Летний сад. Откроем эту экспозицию на будущий год, думаю, во второй половине.
И у нас в планах реставрация домика Петра I, он тоже входит в комплекс Русского музея. Реставрацию Летнего дворца мы завершили, хотя там остался целый ряд вещей, которые надо восстанавливать: это и дерево, и живописные панно, и кровать Петра. Это тоже будем завершать.
— Уже несколько лет успешно работает филиал Русского музея в Испании, а в прошлом году шла речь о том, что есть предварительные договоренности с Китаем о создании там филиала Русского музея. Есть ли продвижение по этому вопросу?
— В Китае сейчас завершается работа по открытию виртуального филиала Русского музея, всего у нас открыто более 200 электронных виртуальных филиалов в России и за рубежом. В Китае был филиал в Пекине, но он не очень пошел. Это зависит и от людей, и от финансирования. А сейчас в Шанхае открывается центр. Есть планы и желание создать там и реальный филиал Русского музея. Но честно говоря, за арифметическими показателями мы не гонимся, потому что филиал — слово красивое, но я знаю: так много филиалов пышно открываются, речи, шампанское, а потом потихонечку закрываются, потому что должен быть ежегодный солидный бюджет.
— Планируется ли еще где-либо создавать филиалы? Состоится ли открытие филиала во Франции? Будут ли обсуждаться эти вопросы на Культурном форуме?
— На Культурном форуме будет делегация от муниципалитета города Лош. Это замечательный городок во Франции: XI–XVI век, Средневековье, великолепные замки, собор, история Франции... И они хотят сделать там культурно-выставочный центр Русского музея. Там могут быть небольшие выставки. Мы будем открывать филиал в Кемерове по поручению президента. Мы участвуем в проектах и во Владивостоке, и в Калининграде, в Севастополе тоже. Но там несколько музеев, а в Кемерове будет филиал именно Русского музея, и он будет создаваться на средства государственного бюджета. Так, у нас есть культурно-выставочные центры, которые очень успешно развиваются на средства региональных бюджетов. Это Казань, Мурманск, Ярославль, Саранск и еще масса заявок, мы даже не все можем удовлетворить.
В Кемерове будет реальный филиал, там будет и электронный Русский музей, который дает огромные возможности продолжения залов музея. Это и образовательные программы, работа с детьми и так далее.
Беседовала Екатерина Андреева