Танцевальный дуэт Натальи Бестемьяновой и Андрея Букина — ярчайшее явление в мировом фигурном катании. Даже несмотря на то, что танцы на льду с тех пор сильно изменились, их программы до сих пор цепляют зрителей за живое. А Бестемьянова была и остается одной из лучших партнерш в этой дисциплине в истории, и это признают как ее современники, так и нынешнее поколение фигуристов. 6 января Бестемьянова празднует 60-летний юбилей, а накануне легендарная фигуристка в беседе с корреспондентом ТАСС рассказала о самом необычном подарке на день рождения, о том, почему считала своего бессменного тренера Татьяну Тарасову образцом для подражания, а также о своем отношении к современным танцам на льду.
— Наталья Филимоновна, ваш день рождения традиционно выпадает на новогодние праздники. Расскажите, какой день рождения вам запомнился больше всего?
— Когда я была маленькая, то как-то дни рождения не праздновали. Мама пекла пироги, приезжали родственники. Это был один из выходных — я родилась под Рождество, в сочельник, поэтому вот так. Седьмого числа садились все обедать с пирогами, а шестого… Не помню в детстве, чтобы меня кто-то поздравлял с днем рождения. У нас это как-то не было принято, хотя мы жили в чудесной, дружной семье.
Видимо, поэтому у меня осталось такое ощущение радости, когда теперь поздравляют. На самом деле я очень люблю этот день. И хотя лет немало уже, но я все равно радуюсь дню рождения как ребенок. Что касается самого запоминающегося — здесь трудно сказать. У меня они были очень разные. И во время соревнований — я помню, где-то в Челябинске, это тогда называлось "Матч сильнейших", мы катали оригинальный танец. И когда закончились соревнования — а катались мы, наверное, последними — меня вызвали и подарили букет цветов прямо во время старта. И я до сих пор это помню. Вручал Павел Яковлевич Романовский — всем известный функционер фигурного катания из Челябинска, и я почему-то это очень хорошо запомнила.
Потом был замечательный день рождения на гастролях. Так случалось очень часто, потому что, когда мы уже перестали кататься, январь стал самым рабочим временем. Очень было забавно, когда мы катались в Киеве. На протяжении многих лет мы выступали там, собирали огромные залы, со всей Украины к нам приезжали дети с родителями. И к шестому числу я была уже очень уставшая, но наши творческие артисты всегда старались как-то меня удивить.
— Вот уж постарались так постарались!
— Да! (Смеется.) Еще очень красивый у меня был 50-летний юбилей — на "Мегаспорте" в Москве была премьера "Кармен". Ко дню рождения Игорь (Бобрин — муж Бестемьяновой, бывший фигурист, художественный руководитель Театра ледовых миниатюр — прим. ТАСС) поставил этот мой спектакль, где я исполняла Кармен. Второе отделение я сама вела, красиво нарядилась, сама объявляла всех вместе с Димой Губерниевым. В общем, разные у меня были дни рождения — и в номере гостиницы это иногда случалось, и в хорошем ресторане. Да и в плохом ресторане. (Смеется.) Потому что иногда наши туры назначали в такие места, что дай бог, если там удавалось найти небольшой зал в ресторанчике. А то так и садились в общем зале.
По-разному все складывалось, но, знаете, всегда в работе. День рождения январский для фигуриста — это самое рабочее время.
— Уже спланировали, как все будет в этот раз? Снова на льду и в рабочем режиме?
— Нет, не на льду. Мы только что вернулись с гастролей из Минска, где мы с Андреем [Букиным] катались. Теперь уже нечасто выходим на лед, но вот решили вдруг покататься и сделали это с удовольствием. Но в этот раз все будет очень красиво — в театре "Русская песня". В фойе будет накрыт зал. Не со сценой, но, наверное, будут какие-то сюрпризы, я не все знаю. Приглашены все мои очень близкие друзья, их очень много. Так что будет весело.
— Выходит, спорт проходит буквально сквозь всю вашу жизнь — даже день рождения без него не обходится. Расскажите, как вы пришли в спорт. Насколько я помню, ваша семья была далека от него…
— Совсем далека. Мама воспитывалась в детском доме, она ничего не знала о спорте в то время. Папа вырос в небольшой деревне под Барнаулом. Жили небогато, как говорится, но он в итоге с нуля вырос в очень большую фигуру профтехобразования, был начальником соответствующего управления. Начиная с простого преподавателя после окончания МИИТ и защиты диссертации — когда мы уже маленькие были, он ночами писал. Так что папа многое сделал, вырос и сделал себя сам. И мой брат старший пошел по его стопам — он тоже оканчивал МИИТ, но так как каждое следующее поколение добивается большего, брат у меня уже доктор наук, преподает в этом институте и директорствует там.
А я росла совсем другим человеком. Хотя с математикой и литературой у меня все было в порядке, я очень любила эти предметы и вообще всегда была отличницей. Но как только я почувствовала вот этот вкус льда, вытащить меня с него было невозможно. Но попала я туда, можно сказать, по болезни. У меня была небольшая операция на ноге, и когда я вышла из больницы — мне тогда было года четыре, — то отказалась ходить. Боялась наступать на прооперированную ногу — это, наверное, был какой-то психологический момент. И врачи посоветовали заняться спортом, а в то время фигурное катание было, наверное, на таком же пике популярности, как и у нас сейчас. Когда показывали фигурное катание, улицы "вымирали". И конечно, когда доктора сказали нам об этом, мы с мамой посмотрели друг на друга и решили, что чем же еще заниматься, если не фигурным катанием? (Смеется.) Другие виды спорта мы даже не рассматривали.
И мы пошли на Малую спортивную арену. Там были оздоровительные группы, она тогда не была закрыта крышей, как сейчас, а внутри были теннисные корты. На зиму их заливали, и там я впервые вышла на лед — сразу плюхнулась, упала. Сразу мне это не понравилось, потому что я была уверена, что вот сейчас я выйду и все сделаю как Людмила Белоусова (двукратная олимпийская чемпионка в парном катании — прим. ТАСС). Но пришлось где-то месяц мне покорпеть, прежде чем я начала кататься, и тогда меня уже взяли в группу.
— Получается, семья поддерживала вас в этом начинании?
— Да. Тренер сказал, что группа давно катается, потому что мы пришли, вроде бы, в конце декабря уже. И что они возьмут меня, если мама научит меня кататься, потому что никто в группе не стал бы со мной возиться. Я отставала очень. И тогда около нашего дома папа стал заливать маленький каточек на месте волейбольной площадки. Мы жили в Теплом Стане в таких двухэтажных домах, которые после войны построили немцы. Всего было три дома, никакого большого района, — мы были как будто бы оторваны от большой земли.
Нам дали там квартиру, и мы жили на этой станции Министерства морского флота, тогда это так называлось. Три дома и эта вышка — вот и все.
— Все знают олимпийскую чемпионку в танцах на льду Наталью Бестемьянову. Но вот одиночницу — значительно меньше. Ведь именно с одиночного катания начался ваш спортивный путь?
— Да, конечно. Все фигуристы начинают с одиночного катания. Мы с Андреем встали в пару, когда мне было 17 уже, наверное, лет. А ему — почти 20. И это было очень поздно, а по нынешним временам — вообще нереально. И мы понимали, что если в один сезон мы не "выстрелим", надо будет заканчивать, и мы очень-очень много работали, много катались. И конечно, Татьяна Анатольевна [Тарасова] всем руководила.
Что касается одиночного, то я входила в состав сборной СССР. Я как раз стала, наверное, шестой на национальном чемпионате. А за полгода до этого выиграла Кубок СССР среди юниоров.
— Скажите, почему вы в итоге решились на переход в танцы?
— Вы знаете, я всегда была очень музыкальной, артистичной.
Я все прыгала на тренировках, а на соревнованиях никогда не могла собраться. Но все специалисты, спортсмены и тренеры отмечали и музыкальность мою, и танцевальность. И когда Андрею понадобилась партнерша, Татьяна Анатольевна вспомнила про меня, так как я открывала тур по Сибири за полгода до того, катала номер на песню "Арлекино" Аллы Пугачевой. Всем очень нравился этот номер, я сама была в восторге, катая его. И Татьяна Анатольевна тогда пригласила меня в танцы.
— Помните момент, когда Татьяна Анатольевна впервые представила вас и Андрея Букина друг другу?
— А мы были знакомы до того. Катались в одном обществе — в "Локомотиве". Андрей — со своей первой партнершей, а я — как одиночница. Мы на сборах были вместе, много лет катались так. Поэтому, наверное, мне легче было принять это решение, потому что я знала Андрея. Может, не близко — лучше я все же знала его партнершу. Я была довольно стеснительным человеком, с девочками-то я общалась, а с мальчиками — вряд ли. Но в любом случае я понимала, что он хороший партнер, профессиональный, классный, лучше и быть не может. Для меня это было главным — что я иду к классному тренеру и классному партнеру.
— И вы сразу же согласились выступать с ним?
— Я сказала "да" сразу. Но очень долго не могла, как бы сказать… Уйти. Потому что в одиночном все-таки много было сделано, и мне так жалко было уходить от Эдуарда Георгиевича Плинера, который со мной очень много занимался. И я к тому моменту у него одна в группе осталась. Где-то около месяца Андрей ждал, когда же я наконец "выйду" из одиночного. Но потом уже в какой-то момент, когда Татьяна Анатольевна в очередной раз не увидела меня на тренировке, она зашла на лед, подозвала меня и говорит: "Ну уже хватит тут тело свое портить! Давай уже — вон Андрей ждет!" (Смеется.) Тогда я собралась и пошла.
— Притирка характеров проходила со сложностями? Или вы сразу начали понимать друг друга?
— Дело в том, что притирки характеров как таковой у нас и не было. Потому что я вообще очень работоспособный человек. В юности могла работать часами напролет. А Андрей понимал, что меня надо всему научить, ведь он хороший партнер танцевальный, а здесь совсем другие критерии, нежели в одиночном. Скольжение по-другому ставится, очень многое надо было переделать. И он учил меня.
Потому что Татьяна Анатольевна всегда была то на чемпионате Европы, то на чемпионате мира, у нее была очень сильная группа, она с ними ездила в туры. Так что в середине января мы встали в пару, а по-настоящему работать с нами Татьяна Анатольевна начала только в мае. До этого Андрей меня тренировал и многому научил. Поэтому, когда Татьяна Анатольевна приехала, она увидела уже не просто двух людей, которые только что встали в пару, а уже дуэт, который начал как-то взаимодействовать.
— Выходит, фактически вашим первым тренером в танцах стал ваш партнер?
— Конечно. Я всегда про это говорю. И если кто-то говорит: "Ой, сейчас Андрей придет с нами поработать!" — я отвечаю, что им очень повезло. Он ставил своего сына (Ивана Букина, который в дуэте с Александрой Степановой единожды стал серебряным призером чемпионата Европы и дважды — бронзовым — прим. ТАСС) с его первой партнершей. Они тренировались у Иры Жук с Сашей Свининым, которые также были заняты большими спортсменами, которые были у них в группе, а времени на всех не хватало. Поэтому очень важные азы Андрей преподает фантастически.
— При этом, несмотря на все сложности, вы довольно быстро начали набирать обороты. А в скором времени впервые поднялись на пьедестал чемпионата мира и с тех пор так и не покидали его. Как вы считаете, за счет чего вам удалось так быстро взойти на вершину?
— В первый сезон мы выигрывали какие-то международные соревнования, первенство профсоюзов, которое тогда проводилось. На чемпионате СССР мы были, наверное, седьмыми — мы не были в тройке, долго добирались до призов на национальном уровне, но тогда нам как-то удалось попасть на чемпионат мира. А во второй сезон стали уже четвертыми, но с этого места нас взяли на чемпионат Европы и Олимпиаду. Это, конечно, был прорыв.
Но нас заметили сразу — в первый же сезон. Понимающие люди отмечали наше катание. Ну а те, кто не хотел, чтобы мы продвигались, как обычно, говорили гадости. Но мы не слушали. А вообще, мы, конечно, очень благодарны Виталию Мелик-Карамову (журналист и писатель — прим. ТАСС), который был летописцем нашей книги.
После первого нашего чемпионата мира был примечательный случай. На том турнире мы стали десятыми, что для третьей пары СССР было очень далеко, фактически провал, но с десятого места нас пригласили участвовать в показательных выступлениях. Потому что Лоуренс Демми, который возглавлял танцы на льду в те годы, хотел показать всем направление, в котором должны двигаться танцы. В нас он это увидел, что мы двигаем танцы в нужном направлении, что это образное катание на огромной скорости с технически сложными вещами. Это именно то, чем мы отличались. Так вот, все газеты писали о провале третьей пары — мол, "закрывать" их надо. А Мелик-Карамов как раз написал, что за нами будущее, он как бы оппонировал всем. Мы безумно благодарны ему, и мне кажется, что его дружба с Татьяной Анатольевной началась как раз с той статьи. До нее они не были знакомы, это не был материал, такой, знаете, по дружбе! (Смеется.) Они вообще не были тогда знакомы — он просто видел то, что мы делали на льду, и выпустил такую статью.
— Одной из самых главных отличительных черт вашей с Андреем Букиным пары было страстное, чувственное катание. Чего только стоит ваша знаменитая программа "Кармен". Скажите, как вообще это достигается? Подобному можно научиться или же с таким уровнем артистического мастерства можно только родиться?
Я всегда про это говорю. Если искры нет, то продолжать не надо. Это будет скучно. А когда есть накал, взаимопонимание, общее чувство музыки, программы получаются.
— То есть присутствие этой самой "искры" обязательно?
— Электричество, химия — назовите это любым словом. Искра должна летать от одного к другому.
— Ни для кого не секрет, что Бестемьянова и Букин — одни из любимых учеников Татьяны Анатольевны. Можете вспомнить наиболее примечательные моменты с ее участием на тренировках и соревнованиях?
— Был очень яркий момент в нашей судьбе. Все специалисты, которые тренировались тогда, помнят его и мне потом вспоминали. Мы приехали на осенние контрольные прокаты, которые тогда обычно проводились на Украине — в Запорожье, в Харькове или в Днепропетровске. Не знаю почему, наверное, потому что там дольше держится хорошая погода. Там устраивались показательные выступления, и мы катали свои программы.
И вот, во второй, наверное, наш сезон мы вышли на эту тренировку. Занимаемся, и у меня что-то не получалось. И тут я начала что-то бросать, вести себя как-то очень странно, не присуще мне такое. Потом я подъехала к Татьяне Анатольевне, а она размахнулась и на виду у всех дала мне пощечину.
— Вы не шутите? Прямо так?
— Да, это было. Причем это совсем не про нас с ней — и не про меня, и не про то, как она ко мне относилась. Она даже не могла про меня никаким плохим словом сказать, потому что если бы она сделала это, я бы ушла с тренировки. Со мной нельзя было так, и она прекрасно это знала. Но в тот момент, видимо, ничего другое не сработало бы. Потому что я прям раз — и мы поехали. И все стало отлично, и все хорошо у нас продолжилось. (Смеется.) Вот такая у нас с ней была забавная история. Наши соперники и их тренеры, конечно, сразу же это заметили и вспоминали потом в нужные и не нужные времена. Но сбить меня было невозможно, потому что я абсолютно четко понимала, что в тот момент это было единственно правильное решение.
— Каковой Татьяна Анатольевна была вне льда в то время?
— Вы знаете, когда я только пришла к ней кататься, она была для меня голливудской звездой. Я смотрела на нее, и мне нравилось в ней абсолютно все. Сейчас уже это, наверное, трудно представить, потому что мы привыкли к Татьяне Анатольевне, сидящей с микрофоном, и, мне кажется, уже мало кто помнит, как она стояла у бортика. Хотя это было совсем недавно — с Лешей Ягудиным (четырехкратный чемпион мира, олимпийский чемпион Игр 2002 года — прим. ТАСС). Но в наше время она была очень молодым человеком, веселым, заводным. Она была потрясающе красивой женщиной огромного роста, с прекрасной фигурой и необыкновенным вкусом. Она была так хороша, что у меня рот открывался. Я вот так на нее смотрела, и мне хотелось подражать ей во всем. Я даже начала разговаривать, как она! (Смеется.) Просто боготворила ее. Это не было специально — просто такое юношеское обожание, присущее юным девочкам, когда они, знаете, влюбляются, к примеру, в певиц. Фанаты Пугачевой часто бывают такими.
— Татьяна Анатольевна была для вас ключевой фигурой в спорте?
— Конечно. Без нее ничего бы не получилось. Во-первых, она разглядела в нас, что мы можем кататься вместе. Увидела, что мы можем достичь результата, с первых шагов нашей с ней работы. Она абсолютно точно знала, что мы будем выигрывать. Как она это поняла — я не знаю, потому что мы ничего тогда еще не умели. И этот ее дар увидеть чемпиона — самый главный для тренера. Чтобы не тратить себя на тех, из кого ничего не выйдет. Она работала с теми, кто может стать чемпионом.
— Вы уходили из большого спорта с четырьмя золотыми медалями чемпионатов мира, пятью — Европы, с золотом и серебром Олимпийских игр. Вы полностью удовлетворены своей карьерой? Или же была еще какая-то вершина, которую вам хотелось бы покорить?
— Мы уходили, сделав в спорте абсолютно все. Больше уже не хотели. К тому моменту сделали все и даже больше. Татьяна Анатольевна не хотела, чтобы мы ехали на наш последний чемпионат мира. Она заболела и с нам не ездила. Считала, что после Олимпийских игр [1988] мы должны были закончить, а мы сказали: "Да нет, мы на чемпионат мира поедем". И мы добились, без нее мы выиграли. Это была большая победа для нас и удача. Так что мы уходили абсолютно удовлетворенными тем, что сделали в спорте. Физически мы еще могли продолжать, но психологически — нет.
— С тех пор как вы катались, танцы на льду изменились до неузнаваемости. Как вы оцениваете эти перемены?
— Вы правы, танцы очень сильно изменились. Можно по-разному об этом говорить. С одной стороны, появились какие-то критерии оценок. Но предвзятости, как мне кажется, стало еще больше, чем раньше. Наш вид очень подвержен тому, что кому-то нравится, кому-то не нравится…
— Очень субъективный…
— Субъективизм ужасный, да. И потом, когда ты зависишь от одного технического специалиста, который выставляет тебе уровни… Хорошо, что сейчас хоть судьи могут давать надбавки, как следует, хоть это поменялось. Правила в любом случае корректируются и становятся лучше и лучше. Потому что изначально, когда они только сменились, это была очень трудная история. Пазлы люди складывали, и все, никакого творчества. Сейчас дают дорогу каким-то творческим вещам.
— Как вы считаете, за счет чего можно было бы сделать танцы на льду более объективными, понятными обычному зрителю?
— Во-первых, надо бы, чтобы судьи судили те, которые сами когда-то катались.
— Это настолько важно?
— А как же? Ну если там сидят люди, которых я ни разу на льду не видела. Треть их каталась, быть может. И мало просто кататься, должен быть какой-то уровень судей, чтобы у них была квалификация. Много арбитров, которые вообще никакой квалификации не имели, даже очень высокопоставленные люди.
— А что насчет зрителей? Быть может, стоило бы ввести чуть больше конкретных технических элементов, чтобы стало понятнее, за чем следить в прокате?
— Вы знаете, я говорила бы даже не про технические элементы.
А не двух мужчин или двух женщин. Очень часто у нас выходят мальчик с девочкой, а ты не понимаешь, кто катает мужчину, а кто — женщину. Бывает какая-то история немужественная или неженственная. Разные бывают истории. Поэтому для меня важно, чтобы партнер нес свою мужскую линию, а девушка была женственной и страстной. Чтобы она не была тяжеловозом, что очень часто происходит сейчас.
И конечно, эта харизма, которую несет в себе пара, она сегодня никак не оценивается. Есть харизматичные пары, а есть те, которые не оставляют никакого следа. Вот они откатались, а ты уже забыл, что они делали. И ждешь их прокат до конца… Бывают пары, которые закончили, и ты думаешь: "О, а уже все?" А есть такие, у которых на середине программы думаешь: "Да когда же уже это закончится?" Это должно быть в оценке, но сейчас этого нет. А как без этого? Ведь это высший пилотаж — делать все технические элементы и при этом увлечь зрителей. В этом и заключается основная цель, а не просто сделать эти моухоки, твизлы, выдержать нужное количество секунд в поддержке.
— Как вы оцените современный уровень танцев на льду в России?
— Во-первых, огромное количество пар сейчас соревновалось на чемпионате России в Красноярске, это здорово. Это напоминает мне наши времена, когда мы с Андреем только встали в пару. И на Спартакиаде народов СССР нас было больше 20 пар. Мы начинали в пять часов соревноваться и заканчивали только после 12. А 14 пар в Красноярске — знаете, больше просто не допускают. Наверное, есть и еще, но такие правила. И я считаю, что это очень много, потому что были времена, когда и семи пар не собиралось. Танцы — это очень длительный процесс, нужно несколько лет, чтобы пара достигла уровня участника чемпионата России. Здесь не бывает так, как в парном катании, где взяли двух одиночников, и они, если ребята талантливые, уже могут на следующий год выступать на юниорском чемпионате России. В танцах это нереально.
— Наталья Филимоновна, и напоследок хотелось бы узнать, какие достижения в спорте и вне его являются для вас самыми значимыми?
— Я считаю, что вообще самое главное в жизни человека — это семья. Самое главное, что у меня есть, — это Игорь. Это мое главное достижение — и в спорте, и в жизни. Мы познакомились в фигурном катании, занимаемся одним делом и очень любим его. В начале 2020 года исполнится 34 года с тех пор, как мы стали заниматься театром. Мы очень любим ставить спектакли, программы, вместе работаем. Все то, чего я достигла, помогает мне сегодня и работает на то, чем занимаюсь сейчас.
И конечно, огромное счастье, что мне повезло найти такого партнера, кататься у такого тренера, выиграть Олимпийские игры. Это большое счастье, и я на самом деле только сейчас начала это понимать. Потому что раньше, когда мы выиграли Олимпиаду, было как-то… Вроде должны были, стремились к этому. Но ценить это я начала только с возрастом.
Беседовал Владислав Жуков