Олимпийский чемпион Максим Траньков 7 октября празднует свое 37-летие. По его собственному признанию, к этому возрасту он не оброс статусностью, но научился быть счастливым. В интервью ТАСС Траньков рассказал, как перестал себя чувствовать вечным неудачником, почему никогда не будет просиживать штаны на заседаниях, о настоящей дружбе, о своей мечте снова оказаться на Олимпийских играх и о том, что такое спрос и предложение в современном фигурном катании.
— Максим, на 37 лет вы как-то не выглядите.
— Да я вообще за цифрами не слежу. Более того, у меня об этом есть одна смешная история. Когда я пришел работать в команду к Илье Авербуху, меня ассоциировали с молодым поколением — Роман Костомаров меня, например, к нему причислял. Сказал ему, что разница у нас небольшая. Мне было тогда то ли 34, то ли 33. И как-то были на дне рождения все вместе, снова зашел тот же разговор. В нашей команде работает еще один парень — он мой одноклассник, так совпало. Говорит: да как так-то, ты меня на полгодика помладше. Начали считать, и выяснилось, что мне на год меньше, чем я думал. Вот хотите верьте, хотите нет, но я пару-тройку лет как минимум себе год прибавлял.
Сейчас я немного обалдеваю, когда вижу в телевизоре какого-нибудь человека, которому при встрече точно "вы" говорил. А потом ему, оказывается, 35, например. Я точно себя таким статусным не ощущаю. Со мной на равных общаются молодые, и большинство моих друзей меня помоложе, вот и я неплохо сохранился. Мои одногодки — Оксана Домнина, Максим Шабалин, но когда они закончили, я остался в спорте и как бы сравнялся поколением с тем же Максимом Ковтуном. Так что эти 37 — это мои 37, в моем формате, а он ближе к 33. Я когда алкоголь иногда покупаю, у меня паспорт спрашивают.
— Позвольте сделать круглые глаза и спросить: "Вы и алкоголь? Да вы что? Да быть не может!"
— У меня свой бар вообще-то был. У нас с моим близким другом Федором Климовым — он меня, кстати, прилично помладше — была мечта: мы хотели свой бар, чтобы все как положено — спортивные трансляции, фигурное катание в прямом эфире, чтобы друзьям было где собраться. И когда мы закончили со спортом, у нас накопилась небольшая сумма денег, и мы это все-таки сделали. Бар наш назывался "Колпак Паб", потому что Федор родом из Колпино, в Питере этот район Колпаком называют. Заведение у нас было практически в самом центре Москвы, к нам приходили провести досуг фанаты фигурного катания — все было здорово. Но потом грянула пандемия, и все. Бара теперь нет, коронавирус мы не пережили. Два месяца поковырялись, но пошли в убытки. Зато осталась гордость — мы закрылись с оценкой 4,8 из пяти согласно рейтингу заведений "Яндекса".
— О реанимации "Колпака" речи не идет?
— Нет. Но зато теперь мы уже знаем, как это все работает. Мы можем попробовать еще раз, тем более что кое-что из оборудования осталось, но не сейчас. Не до этого. Поняли одну очень простую вещь: если ты что-то подобное делаешь, должен этим жить 24 часа в сутки. У нас такой возможности не было, поэтому какие-то вещи мы упустили. А открыть, чтобы этим занимался кто-то другой, — это было бы неправильно.
— Мне кажется, частный бизнес в таком формате — для смелых людей. И потом вы все-таки спортсмены, в частности фигуристы, которые всю жизнь живут на чемоданах между сборами, соревнованиями и редкими заездами домой, это непросто.
— Ну тут вы правы. Непросто. Но это смотря какому спортсмену. Футболисту вообще легко. А спортсмену из фигурного катания я бы не советовал. Но если есть чья-то помощь, почему нет? На шаурмичный ларек накопить можно.
— А сейчас вы тренер и живете только этим?
— Сейчас я тренирую пару Евгения Тарасова и Владимир Морозов. Этим и стараюсь жить. Много времени было потеряно, в том числе и с моими проектами. И сейчас сложилось так, что особо ледовых шоу нет, я отказался от "Ледникового периода", чтобы попытаться с ребятами вернуться на их прежний уровень.
— Я очень хорошо помню наш разговор два года назад, когда вы сказали: "Год поработаем, и если не пойдет — все, сам уйду, чтобы не мешать". Сейчас "закусился", получается?
— Год я честно отработал, но ребятам нужна была помощь — они сами ее попросили. Я пытался помочь им точечно, не являясь тренером этой пары. Если я с ними проработал, то в сумме и двух месяцев не наберется, я думаю. В этом году они попросили меня сосредоточиться на работе с ними, я все взвесил, поставил себе определенную цель. Я был на Олимпийских играх как спортсмен дважды, был как сотрудник Первого канала в Пхенчхане. Я хочу работать на Олимпийских играх как тренер, хочу быть у бортика. Для меня это сейчас очень важно, и для этого все есть. Я хочу быть тренером, который привел свою пару к Олимпийским играм.
Многое упиралось в "Ледниковый период", но я смог отказаться от этого проекта, потому что у меня есть пара.
— Женя и Володя многое пережили. Они не брызжут эмоциями, не так открыты, как другие. Они очень в себе, очень серьезные.
— Такая их закрытость — серьезный момент. В особенности это касается Жени, и я стараюсь до них это донести. Но они взрослые люди, и это самое сложное для меня. Володя — взрослый мужик, которого я уже не переделаю. Он может либо принимать, либо не принимать мои советы. И технически я его не могу переучивать, иначе только сломать можно. В какие-то вещи я даже не имею права залезать. Мне досталась очень хорошая пара, но в очень сложный психологический период. Они прекратили свои семилетние отношения, они неудачно выступили на Играх, будучи лидерами в короткой программе вылетели из тройки. Это сильно бьет по психологии. И мне казалось, сейчас будет непонятный год и получится все это устаканить. Мы были хорошо готовы к соревнованиям, мы хотели показать все, что наработали на первом этапе Кубка России. Но потом случился коронавирус. Мы уже мимо трех стартов пролетели, и с этого понедельника снова начали с нуля.
Я общался с Александром Коганом, сказал ему: есть спортсмены, которые всю жизнь идут через преодоление, есть те, кому все дается, причем с самого начала. Это так. И с тренерами такая же история, и она, судя по всему, снова касается меня. Но я надеюсь, все закончится хорошо, так же, как это случилось в спорте.
— Помните, как вы когда-то про себя с Таней Волосожар сказали: "Мы когда-то были спортсмены из разряда "с вещами на выход"?
— Я понял, к чему этот вопрос. Да, у Жени и Володи тоже была похожая история. И в какой-то момент в карьере они тоже себя чувствовали пятым колесом в телеге. Но они селекционная пара — красивая, особенная. Володя — здоровый, красивый, рыжий мужик на льду. Они яркие. Но есть в спорте такая история: если у тебя изначально путь пролегает через тернии, так всегда будет. Просто надо это осознать и принять. Они проходили момент внутренней конкуренции, хотя он и продлился недолго.
— Вас не смущает, что парное катание уходит в тень?
— Когда я только закончил кататься, я много топал ногами, пучил глаза, крича, что парное катание превращается в игру на выживание: "Вы топите наш вид, парного катания скоро не останется". Но потом понял: если я не могу ничего изменить, повлиять на ситуацию — зачем? Я не смогу ходить по кабинетам, протирать штаны на заседаниях.
— Жаль. Говорю это потому, что для меня лично парное катание всегда являлось квинтэссенцией фигурного катания как такового. Только в парном катании можно увидеть и сложность, и красоту, и "химию" мужчины и женщины, и геометрическую синхронность. Понимаю, что в меня сейчас полетят грязные тряпки от поклонников женского одиночного…
— Уточню: "не можно увидеть", а "можно было увидеть". Сейчас это просто спорт. Прыгнул прыжок параллельно — молодец, и никто не смотрит, есть у тебя эти линии. Посмотрите на фотографии Белоусовой и Протопопова, Тотьмяниной и Маринина, может быть, чуть-чуть на Волосожар и Транькова. На линии эти посмотрите, где прямой угол был прямым, и он оттачивался, выверялся до сантиметра. Сейчас же это никому не надо. А судьи кто? Там судят одиночники, там парников практически нет, а если и есть — я не знаю, когда они катались. Я не говорю, что они плохие судьи. Просто они на себе парного катания практически не пробовали.
— Ну вот вы же не пойдете в судьи?
— Нет! Никогда в жизни. Я не знаю, как кого-то можно судить. Меня всегда судили, потому я не хочу. Не хочу быть для спортсменов тем, чем являются судьи.
— Однажды вы сказали, что всегда катались ради тех, кто хотел этого еще больше, чем вы.
— Это так. За год до Олимпиады в Сочи у меня умер отец, прямо перед чемпионатом Европы. И он был самым сильным моим болельщиком. До сих пор помню, как мне тогда, после победы на Играх, не хватало его реакции, его глаз, его слов, его радости. Я так всегда хотел, чтобы он увидел мою победу на Играх. И он, может быть, и видел ее оттуда. Наверное. Может, очень эгоистично звучит, но мне действительно очень нужно это было тогда.
Я не могу сказать, что тогда на Играх в произвольной программе у нас была какая-то суперборьба — после короткой программы все уже было понятно. А та произволка — это был мой самый худший прокат, как робот, ехал как механическая кукла, чтобы просто проехать программу.
— Сколько ваших поклонников сейчас разочарованно выдохнет.
— Моим лучшим прокатом произвольной был тот, что перед Играми прошел на этапе Гран-при в Японии. И той программой я горжусь. Я знаю себя. Когда я попадал в транс, когда его ловил, эту химию, мы попадали в сердца — мы жили, мы не следили за техникой. Такое происходило иногда в произвольной программе, но случалось далеко не всегда. Но это был настоящий кайф.
— А исторический мировой рекорд за короткую программу в Сочи так и не побит.
— Да. И мне очень интересно спросить, когда ставят близкие к этому оценки — это действительно близкие к тем компоненты? Я хочу в будущем увидеть такие же программы, как наша, как олимпийская произвольная программа Алены Савченко и Бруно Массо на Играх в Пхенчхане, как последняя произвольная программа действующих чемпионов мира — китайцев. Или как второй концерт Рахманинова Тарасовой и Морозова. Для меня это эталонное парное катание.
— Ваше мнение с Климовым, который входит в комиссию спортсменов ISU (Международный союз конькобежцев), совпадает?
— Мы обсуждаем это. Но у нас с ним абсолютно разный взгляд на парное катание. Он немного по-другому катался. Для меня парное катание — силовые элементы, креативность элементов, хорошая высокая поддержка, сложная подкрутка. У Столбовой и Климова пара была "про прыжки и выбросы", и они делали каскады "три-три", а мы делали "три-два", и о чем мы можем спорить?
— Эти разногласия вашей дружбе не мешают?
— Мы кумовья, он крестил моего ребенка. Дружба дружбой, а в спорте все решает лед. Да, у меня были соперники, с которыми мы даже не здоровались. Но для меня это проблемой не было. Мы дружили с Ванессой Джеймс и Морганом Сипре. И уже будучи тренером, если мы им проигрывали, всегда первым шел этих ребят поздравлять. Для дружбы это не проблема.
— Коли уж зашел разговор о Ванессе и Моргане, как вы относитесь к ситуации с секс-скандалом, в который попал Сипре?
— Ты должен играть по правилам страны, в которой ты живешь или работаешь. И нарушая правила, ты должен понимать, что тебя ждет. Я хорошо знаю всю эту историю. Возможно, открою секрет, но перед этим сезоном они хотели тренироваться у меня. Поэтому я действительно хорошо знаю, что там происходило. Все не совсем так, как преподносит пресса.
Save sport — нужная вещь, но иногда бывает too much, как говорится. Не все так просто. Да, надо пресекать, надо наказывать, но все неоднозначно. Я не оправдываю Моргана, но в этой истории есть много важных нюансов и много смягчающих обстоятельств. В нашей стране такие вещи совершенно не приняты, для нас подобные вещи совершенно неприемлемы.
— Вас не смущает, что фигурное катание уходит в жесткий хайп?
— Фигурное катание ушло на такой пик популярности, что если раньше журналисты искали новости в духе — кто в сезоне будет делать тройную подкрутку, то сейчас все тиражируют склоки в инстаграме. Спрос рождает предложение, и это — олицетворение нашего современного общества. Если людям это интересно, значит, они будут это потреблять.
Возьмем пример. Летом Анастасия Мишина и Александр Галлямов перешли к Тамаре Москвиной, ну написало об этом три человека, и что? И сколько это прочитало? Сколько раз мне позвонили за комментарием по этой теме? А когда обсуждали участие юниорки Камилы Валиевой в контрольных прокатах?
Для меня это вообще не новость, и почему ей — чемпионке мира среди юниоров — не выступить на взрослых контрольных прокатах, если у юниоров сезона толком нет? Но вопрос в другом: когда эта новость прошла, мой телефон раскалился от звонков. Это спрос, и мы сами его создали. И это здорово — девчонки имеют свои контракты, они зарабатывают, и это уже точно не минус.
— А что сделать, чтобы у парников были контракты?
— Выигрывать. Но и без скандальчика, видимо, не обойдешься. Не знаю я рецепт. Когда я уходил от Марии Мухортовой, погремело маленько, я даже "предателем" был. Но это качели. Сегодня нас любят, завтра распнут.
— Сразу в голове ваша олимпийская произвольная "Иисус Христос — суперзвезда".
— Так почему эта программа была — я ее четыре года хотел, четыре года этот образ вынашивал. Понимал: проиграем, нас распнут. Займи мы в Сочи второе место — наши болельщики нас бы и распяли.
— Да вы сами бы себя распяли.
— Чемпионское положение очень шатко. И я счастлив за тех, кто быстро закончил карьеру, — потому что они в таком количестве этого не поели, сколько мы. Некоторые до сих пор оправиться не могут. Ты будешь много лет на Олимпе, но это хождение по лезвию бритвы — нереальный бесконечный стресс. Выиграй я в 25 лет, я был бы спокоен и счастлив.
— Раз заговорили о стрессах и хождении по лезвию бритвы, коснусь темы самоубийства Кати Александровской, которое летом совершенно всех потрясло. В этом можно косвенно обвинить фигурное катание?
— Я не очень близко знаю всю эту ситуацию. Косвенно можно. Да. Но так можно и жизнь винить в смерти. Но я вот что хочу сказать: за обсуждением всякой ерунды люди не видят, сколько прекрасных людей из мира фигурного катания ушло. За последние пару лет ушли очень многие. Сначала Денис Тен, потом Крис Рид, которого мы все прекрасно знали, Джон Кафлин, Катя… И все это были совершенно офигенные ребята, кто бы что про них ни говорил. И миллион людей поддержат мои слова. Мы каждый год оплакиваем ребят, это какая-то черная полоса.
Поэтому я начинаю переоценивать свои силы, возможности, взгляды на жизнь. Денис, Крис, Джон — мы все дружили, мы знали семьи друг друга, постоянно общались. Это были прекрасные светлые люди. Но сейчас я понимаю, насколько этот мир хрупок.
— Вы можете назвать себя счастливым человеком?
— Да. Я кайфую от того, что со мной происходит. После того, как Волосожар ко мне приехала. И это не для красного словца. Я все время примеривал на себя роль невезучего — ходил, жевал сопли и ныл. На Олимпиаде в Ванкувере я упал со своего любимого прыжка, потому что я невезучий. Партнерша у меня не такая, потому что я невезучий. Машину я поцарапал — я невезучий.
— И на конкурсе невезучих стали бы вторым.
— Ну естественно. Потому что я же невезучий. Я ни монетки ни в один игровой автомат не засунул — потому что я невезучий. И тут ко мне приезжает лучшая партнерша Волосожар.
— Потому что вы невезучий?
— И я думал: да я не вывезу, с моим-то фартом! А потом стал понимать: да я же счастливый человек, она все изменила. И я счастлив, что у меня такая потрясающая семья. И тому, какая она классная мама, жена, дочь, невестка. Я ей любуюсь, она делает меня счастливым. Она подарила мне дочку, которая тоже делает меня счастливым. И плюс ко всему я могу заниматься в этой жизни тем, что действительно хочу. Хочу — тренирую, хочу — в телевизоре выступаю, хочу — в шоу катаюсь. Хочу — не хочу, делаю, что хочу. Конечно же, я счастлив. У меня жива и здорова мама, у меня есть где жить, что есть, на чем ездить. У меня есть друзья. И мне не нужно делать какие-то вещи, чтобы стать популярным. И я не буду беднее, если у меня нет ста тысяч подписчиков в инстаграме.
— Может быть, поэтому вы так молодо выглядите?
— Мне иногда кажется, что и сейчас я мог бы кататься. Выйди мы с Таней на лед, мы бы не сильно испортили картину. Мы иногда шутим с ней на эту тему — место 18-е точно бы заняли. Но хочется еще что-то в жизни сделать.
Беседовала Вероника Советова